— Мама! — тихо прошептал он. — Мама! Надо нам уходить отсюда.
— Куда? — так же тихо одними губами спросила старая женщина и, с усилием подняв руку с синими вздувшимися жилками, погладила кудрявую голову сына.
— Куда-нибудь… В лес пойдемте, мама.
В дверь постучали.
Федя смахнул ладонью с лица слезы, повернулся к входу.
— Ты пришел уже? — просунув в приоткрытую дверь голову, осторожно спросил Леша Куценко.
— Пришел.
— Выдь на минутку.
— Иди сюда!
Леша вошел и, остановившись посреди комнаты, несмело начал:
— Больше нельзя… терпеть нельзя… Все идем сегодня в лес. Все ребята уходят. С Колодченко партизанить будем.
Федор молчал.
— И тебе нельзя оставаться, — снова заговорил Леша, — как узнают, что ты Ленькин брат, пропал ты. И потом еще сюда их новая часть пришла. Уж по домам на постой разводят, так что нам теперь совсем плохо будет.
Федор вывел товарища в сенцы, о чем-то поговорил с ним, а когда вернулся обратно в хату, то застал мать стоявшей на коленях перед Иконой. Отвешивая низкие поклоны, она усердно молилась богу. Она вслух просила Иисуса Христа покарать виновников смерти ее сына, помочь русским людям изгнать с родной земли этих жестоких иностранцев.
Федор с тоскою посмотрел на мать и в раздумье зашагал по хате. Ему стало очень жаль ее, а потому и захотелось быстрее уйти из этого ада, начать мстить немцам за Леньку, Савелия Лукича и других невинно погибших людей. Он уже решил, что будет партизанить, обязательно поймает коменданта и лично с ним расправится.
Так рассуждал Федор, нервно расхаживая по своей маленькой хате, и вдруг, посмотрев на окно, испуганно остановился.
На мокром стекле он увидел чей-то расплюснутый нос и высокую немецкую фуражку со свастикой.
— Мама, фашисты!
Кабаниха торопливо встала и округленными глазами молча уставилась на дверь. Лицо ее стало бледным, в глазах застыли испуг и тревога.
В сенцах зашаркали ногами. Дверь без стука распахнулась, и в избу вошли три невысоких, тщедушных солдата.
— Вот, хозяйка, привел тебе людей на постой, — сказал ей Тришка Наливайко. — Так что шевелись. Люди с дороги, умыться им надо, ну и покушать чего-нибудь приготовь… За делами-то и забудешь свое горе. Кабаниха молчала.
— Пожалуйста, господа, располагайтесь! — раскланивался перед солдатами Тришка Наливайко.
Один из солдат одобрительно кивнул головой, стал раздеваться. Два других, поставив к стене автоматы, стали снимать свои длинные, забрызганные грязью шинели.
— Дров принеси, воды нагреть надо, — распоряжался Тришка Наливайко.
Кабаниха принесла дров, развела огонь. Федор куда-то вышел. Вернулся он поздно. В доме все уже спали. На кровати, застланной белым одеялом, прямо в сапогах лежал солдат. На полу, также не раздеваясь, спали его два товарища.