Парашютисты поспешили блокировать этот дом, но, прежде чем они успели это сделать, двое из них были убиты наповал.
Черноусов, видевший все это, приказал пулеметчику Шахудинову:
— А ну-ка, подвинься!
Шахудинов уступил место. Черноусов лег за пулемет, навел его на огрызавшийся огнем дом и выпустил длинную очередь.
Пулемет в доме смолк. Комбат приподнялся, вглядываясь в темноту. В тот же миг Шахудинов увидел, как у лежащего около разрушенного плетня бревна появилась какая-то тень. Это был раненный в перестрелке ефрейтор. Он приподнялся и навел автомат в спину комбата. Еще какая-то доля секунды — и последует выстрел. Шахудинов рванулся, прикрыл своей грудью комбата, и сейчас же раздался выстрел.
Солдат покачнулся, зажал рукою простреленную грудь и медленно опустился на землю.
Черноусов поспешно обернулся и увидел, как, неуверенно держа в руке автомат, раненый гитлеровец снова целился в него.
Майор выстрелил, и гитлеровец уронил автомат. Потом комбат склонился над Шахудиновым, приподнял его обмякшее тело, заглянул в лицо. Оно было без признаков жизни.
Черноусов бережно опустил солдата на землю.
— Что с ним? — подбежав к комбату, спросил ординарец Ванин.
— Убит, — тяжело выдохнул Черноусов. — Командира своей грудью прикрыл.
Он не сказал, что этим командиром был именно он, Черноусов, но Ванин понял это и без слов.
…Через полчаса батальон по размытой дороге возвращался домой. Впереди шагал сгорбленный и угрюмый майор, за ним следом на сделанных из плащ-палаток носилках несли Шахудинова и других погибших в этом бою парашютистов.
Шли очень тихо. А на рассвете, когда тусклое небо озарили первые блики восходящего солнца, Черноусов остановил батальон. Здесь же, у дороги, наскоро вырыли братскую могилу, положили в нее погибших товарищей. Над могилой никто не произносил речей и не салютовал, но эти похороны навсегда остались в памяти майора Черноусова.
3
После разгрома гитлеровцев в селе Пошатня батальон Черноусова два дня отдыхал. Солдаты жгли костры, стирали белье, сушили его, приводили себя в порядок.
Позади остались бои, выстрелы, размытые дождями дороги. По утрам солдат будят птицы, приветливо шумят высокие сосны, пахнет смолой и прелью.
Сидоров сияет: вчера самолет доставил почту, он получил еще два письма в голубых конвертах. Разумеется, письма были от Ани. Радовало Алексея Сидорова еще и то, что с этим же самолетом Москва прислала отличившимся награды и сегодня в полдень заместитель командира бригады подполковник Рыбин будет вручать ордена и медали.
Волновался и Кухтин. Сегодня ему дадут первый за все время пребывания на фронте орден. Необычными были для него и нашитые на полевые погоны сержантские лычки и должность командира отделения. И вот теперь, в ожидании общебатальонного построения, Кухтин в стороне от друзей бродит по лесу в надежде встретить Настю, поделиться с ней своей радостью. Но Настя почему-то не появляется. «А ведь обещала», — посматривая на часы, раздумывает Кухтин. Он не замечает того, как Настя, осторожно вынырнув из-за дерева, бесшумно остановилась у него за спиной. Она обвивает его шею своими теплыми упругими руками, прижимается к нему, нежно шепчет: