Слева в шалаше кто-то непрерывно и мучительно кашлял. Кашель был сухой, очень глубокий, глуховатый. Черноусов подошел к часовому, спросил:
— Кто это у вас так ухает?
— Автоматчик Наумов.
— Наумов? — переспросил Черноусов.
— Так точно, товарищ майор. Хворый он у нас.
Черноусов молча зашагал дальше. Фамилия эта ему была хорошо знакома, но лица бойца он не помнил.
— Что-то не помню такого. Каков он из себя, этот Наумов?
— Да такой высокий, худощавый. Помните, его еще тогда деревом придавило.
— А-а! Помню. Так что с ним?
— Легкие, должно, ему тогда отбило, вот и кашлять начал.
— А почему же раньше мне никто не доложил? Его на самолете в госпиталь надо было отправить.
— Лейтенант Куско тоже хотел это сделать, да только когда прилетел самолет, Наумова нигде найти не смогли. Не захотел расставаться с нами, спрятался. Вот сюда, товарищ майор, проходите. В этом шалаше лейтенант.
Черноусов и Ванин, пригнувшись, вошли в шалаш. В глубине его на срубленных ветках елей вповалку спали солдаты, а в левом углу, у самого входа, сидели старшина, бронебойщик Никаноров, лейтенант Куско и еще один автоматчик. Увидев комбата, они торопливо вскочили.
— Сидите, сидите, товарищи, — остановил их Черноусов. — Говорят, у вас что-то не ладится?
— Это насчет ружья-то? — спросил Никаноров.
— Да.
— Зря беспокоились. Мы тут хоть и попотели с товарищем лейтенантом, но все же отремонтировали.
— Что с ним было?
— Патроны плохо выбрасывало, товарищ майор. Теперь все нормально.
— А ну-ка, покажи.
Никаноров принес ружье, подал его комбату. Черноусов внимательно осмотрел его и, вернув ружье бронебойщику, сказал:
— Ну что же! Хорошо действует. Были бы только патроны, а оно послужит еще.
— Кстати о патронах, товарищ майор, — заговорил до сих пор не проронивший ни слова Куско. — На три ружья в моей роте только двадцать один патрон имеется..
— Знаю. Во всей бригаде такое положение. Если придется столкнуться с танками, то надо бить наверняка.
Помолчали.
— Ну, а настроение как у людей?
— Хорошее.
— А вот Никаноров что-то кислый сегодня. Не болен ли?
— Что вы, товарищ майор! Это вам просто показалось.
— Значит, настроение хорошее?
— Да какому ему еще быть, этому самому настроению? Одно оно у нас — пока немец топчет нашу землю, нет нам покою, и не будет. Значит, и думка-то у нас одна — расчихвостить его побыстрей, да за мирную жизнь опять приняться.
— Верно, Никаноров! Нет нам покоя, пока на нашей земле иноземцы безобразничают. Но только я не об этом тебя хотел спросить. Я хочу знать, как ты не заботишься, если, скажем, завтра на нас танки пойдут?