– Заходите!
Приятный женский голос заставил Сашу вздрогнуть и поднять глаза. Перед ней стояла женщина с огромными грустными карими глазами, блестевшими на бледном от бессонной ночи лице. Непослушные жесткие волосы хозяйки торчали во все стороны. Поймав взгляд Саши, она неловко попыталась их пригладить ладонями. Было видно, что женщина никого не ждала.
– Заходите, прошу вас, – повторила она, и Саша шагнула за порог.
Если бы она могла сейчас испытывать что-либо еще, кроме тревоги за Давида, вид прихожей поразил бы ее. Но теперь молодую женщину не смущало ничего: ни следы грязных сапог и битое стекло на полу, ни покрытое паутиной трещин зеркало на стене, ни разломанный шкаф с ворохом вещей рядом.
– Тебя Сашенька зовут? Давид о тебе рассказывал. – Хозяйка квартиры нервно теребила подол старенькой кофточки. – А я Циля Давидовна, его мама. Пойдем на кухню. Я там уже немного прибралась…
Саша села за круглый кухонный столик. Циля Давидовна поставила чайник.
– Сейчас я тебя покормлю. Ты очень бледная, – грустно улыбнулась она, разглядывая Сашу.
– Не беспокойтесь. Расскажите, что произошло?
– Это я виновата, – медленно произнесла Циля Давидовна. – Не нужно было мне звонить Давиду. Он горячий, мальчишка ведь еще… вот и не сдержался…
Она разрыдалась, уронив голову на руки, и долго не могла успокоиться. Саша молча сидела и смотрела на плачущую женщину, думая только о том, как бы не разреветься самой.
– Отец наш последние дни пил по-черному, – вытерев глаза рукавом, продолжила Циля Давидовна. – Вещи из дома стал уносить, буянить. Всю квартиру вон разворотил. А когда Давид с нами жил, он немного его слушался, побаивался. Вот я и позвонила. Думала, приедет Давид, утихомирит его, и снова мало-мальски будем жить. Он и утихомирил, навсегда.
– Как это случилось? – чужими, непослушными губами спросила Саша.
– Ну, Давид приехал, я их оставила, побежала на работу, будь она неладна. Возвращаюсь – а тут уж милиция, понятые, Давид в наручниках и отец на полу с проломленной головой. Видно, опять дебоширить начал, Давид его и ударил молотком, а потом сам же милицию вызвал. Бедный мой сынок. Всю жизнь ирода этого терпел и вот…
– А Давид, что он-то сказал?
– Сказал: «Не верь, мама. Я не убийца». Еще говорил, что он тоже из дома уходил, за сигаретами, а пришел – отец мертвый. Говорил, следствие во всем разберется. Ну, это ведь он утешал меня. На молотке-то его отпечатки пальцев, я уже узнавала. Да и кому нужно было с улицы приходить убивать его, алкаша этого. Хорошо хоть Вова ничего не видел. Он как сидел на диване возле телевизора в комнате, когда я на работу уходила, так и не поднимался оттуда. Правда, потом, видимо, что-то все-таки понял, разволновался сильно, кричать стал, об стену головой биться. Пришлось даже в психбольницу его отправить. Ну, это ничего, его там подлечат. Что же мы с тобой теперь делать будем, а?