— Соли добавить?
— Нет, спасибо.
Не поворачивая головы, Эми пыталась рассмотреть обстановку вокруг. Потолок в гостиной был высок, словно в церкви, а с белых стен на нее глядели резные маски, некоторые из них свирепо и отчужденно. Эми недоумевала, как это некоторые люди добровольно вешают такие рожи на стены у себя дома.
Тем временем беременная лежала на кушетке в госпитале, и ее живот возвышался под больничной одеждой, как зловещий утес, а глаза женщины, как показалось Эми, были полны страха и муки. А голос за кадром невозмутимо и со знанием дела вещал про эластичность шейки матки. Эми закрыла глаза, борясь с приступом тошноты. Она старалась думать о нарциссах, огромных полях нарциссов. Голубое небо, зеленая трава, желтые нарциссы.
— Мерзость, — воскликнула Стейси. — Боже!
Эми открыла глаза: у женщины отошли воды. Мокрая темная голова показалась в отверстии, какое Эми никогда не смогла бы представить у женщины между ног. Камера показала лицо женщины — осунувшееся, покрытое испариной, измученное, ужасно некрасивое лицо. Видеть ее лицо для Эми было гораздо большим испытанием, чем смотреть ей между ног, где тем временем перед камерой предстали плечи, тельце, крохотные ручки и ножки, скрюченные, как у фасованной индейки на полке магазина.
— Уродец, — сказала Стейси, — боже, какой уродливый ребенок.
— Все детки поначалу такие, — улыбнулась миссис Берроуз, — их надо обмыть. Кошка вылизывает своих котят, слизывает кровь. И съедает послед — так называют плаценту.
Волна дурноты подкатила Эми под самое горло. «Нарциссы, — думала она. — Голубое небо». Она поставила ведерко с попкорном на пол себе под ноги.
— Слава богу, мне не придется вылизывать ребенка, — сказала Стейси, устраиваясь поудобнее на диване и отправляя в рот горсть попкорна.
— Там много белка, правда, Джеральд? — спросила мать Стейси у мужа, который опять возился с проектором; фильм подходил к концу, ребенка дали матери в руки.
— Белка? Да. Одна моя пациентка после родов сварила суп из плаценты и угощала им мужа и друзей — уверен, для них это был своего рода праздник.
Эми стиснула губы.
— Ох, ну и мерзость, — сказала Стейси. — Самая настоящая дерьмовая мерзость. Твоя пациентка совсем сумасшедшая, папа.
Мистер Берроуз старался перемотать пленку, не разорвав ее. Пленка запутывалась, и он чувствовал, что все на него смотрят.
— Стейси, — сказал он, — надо думать, что ты говоришь. Просто думать. Совершенно недопустимо называть людей с нервными расстройствами сумасшедшими. Мы с тобой это уже проходили.
Стейси посмотрела на Эми выпученными глазами. А миссис Берроуз сказала: