— Твоя мама была очень добра, — согласилась Бев, поднимая подушку с пола.
— Нет, — сказала Исабель, — на самом деле это вы обе были очень добры ко мне.
Да, в комнате с потерпевшими кораблекрушение женщинами все еще витала доброта, но секреты, которые придется нести в одиночку, там тоже присутствовали. Для Эми, конечно, это было поразительное заявление мистера Робертсона: «Я вас не знаю». Для Исабель это было скрытое отступление Эйвери Кларка с позиции, которую он никогда не занимал и о которой даже не догадывался. Но и Дотти не открыла Бев всех деталей своей печали (повторяющиеся мысли о влагалище Алтеи, обласканном пальцами, темный влажный тоннель, ведущий в ее сокровенное, а не сухая, исполосованная скальпелем полость, закрытая теперь, зашитая — внутри самой Дотти), но и Толстуха Бев таила нечто, которое она не могла выразить словами, — некий тяжелый покров страха, давящий ее.
И что тут поделаешь? Остается одно — жить дальше. Все люди продолжают жить, как они делали это на протяжении тысяч лет. Принимать доброту, которую тебе дарят, дать ей впитаться в тебя как можно глубже, проникнуть во все темные закоулки души и тела, зная, что со временем они могут превратиться в нечто почти сносное. Дотти, Бев, Исабель — каждая по-своему это знали. Но Эми была так юна. Она еще не знала, что она может вынести, а что нет, и она молча, как потрясенный ребенок, цеплялась за всех трех матерей в этой комнате.
— Мы разгромили вашу гостиную, — сказала Толстуха Бев Исабель. — Надо бы нажарить оладий — разгромить тебе и кухню.
— Ну и громите, — ответила Исабель, — подумаешь.
И действительно, это уже ничего не значило. Что-то началось для Исабель этим утром, когда она лежала на кровати с Эми и яркий солнечный свет пробивался сквозь жалюзи, — она чувствовала и поражение, и свободу. Что именно это было? Но она откровенно рассказала Эми про Дотти, хотя, может, и не надо было. Она, возможно, должна была рассказать иначе, оградив дочку от «интимных проблем» Дотти, но вместо этого она рассказала Эми об Уолли Брауне и Алтее Тайсон. («Надо бы отправить ее почистить зубы», — думала Исабель, глядя на дочку, сидящую в углу дивана, но ничего не сказала.)
После пробуждения в воздухе носился легкий аромат свободы, начиная с предчувствия, что сегодня можно не застилать постель и можно не идти в церковь. И завтра не надо идти на работу. Она позвонит Эйвери Кларку и скажет, что Эми нездорова, что ей нужна неделя отдыха. У нее будет много времени ухаживать за ней, ничто не будет отвлекать. А что будет, если Эйвери не поверит ей, предположив, что она не выходит, потому что ей неловко с ним видеться, после того как он забыл о визите? А что, если он решил, что она сердится?