Мария с горечью вспомнила о Магдале, где ее братья посещали школу, а она даже не имела права знать, чему они там учились. Ее губы растянулись в усмешке – Мария представила себе Эфросин, засыпающую Павла вопросами.
Она наткнулась на любопытный абзац. Павел писал о пережитых невзгодах: кораблекрушение, раны, голод и жажда. Взамен ему были даны некие откровения, но для того, чтобы умерить его гордыню, к нему был послан также и ангел тьмы. Мария закрыла глаза и представила, как хромой и скрюченный человек спускается горной тропой к ее дому. Какая болезнь его так измучила?
Но больше всего Марию интересовали богословские рассуждения Павла. Один-единственный человек принес грех в этот мир, и вместе с грехом пришла смерть, и смерть придет ко всем людям, ибо все они грешны. Как непослушание одного человека превратило всех людей в грешников, так смирение другого должно сделать их праведными. Смерть – плата за грехи, но Господь дарует нам и вечную жизнь во Христе Иисусе.
«Какого величия исполнены эти слова», – без иронии подумала женщина. Только вот видение Павла совсем не ассоциировалось у Марии с тем молодым мужчиной, которого она любила.
Под конец Мария нашла рассуждения о любви:
«Любовь терпелива. Любовь добра. Любовь не хвастается, не бывает надменной… все покрывает, всему верит, на все надеется, все терпит… любовь никогда не проходит».
А заключительные слова Мария даже запомнила:
«Пока еще мы видим лишь туманное отражение, потом сможем увидеть лицо. Сейчас мое знание ограниченно, потом же оно станет всеобъемлющим, как знание Господа обо мне. Но сейчас есть три вещи – вера, надежда и любовь, и величайшая из них – любовь».
Перед тем как уснуть, Мария помолилась о Леонидасе.
Все следующее утро женщины провели за разговором, как будто хотели многое наверстать. Мария рассказала о Терентиусе и его жене, которую в детстве сделали немой.
– Это очень загадочная девушка, и невозможность говорить с ней меня очень огорчала. Но однажды, когда Кипа наводила порядок в моем кабинете, я заметила, как она украдкой читает мои записи. Девушка испугалась, а я, напротив, обрадовалась. «Ты умеешь читать?» Она кивнула. «Но, Кипа, тогда ведь мы можем говорить друг с другом! Ты будешь писать, а я отвечать вслух». У нас установились особые отношения. Каждое утро Кипа приходила с заранее написанными вопросами, и я подробно отвечала на каждый. Они касались чего-то повседневного, прагматичного, а иногда она спрашивала о Боге, о том, с какими намерениями он лишил девушку языка. Я тоже задавала ей вопросы и узнала много нового о гностиках.