По приказу Нормана Люс прикатил из каюты гардаров тяжелый бочонок рома. Среди разложенных на ковре припасов появились грубые глиняные кружки, плошки, кто-то из гардаров осмелился налить и выпить зеленоватой жидкости, доставленной с берега, шечтлям плеснули рома, и они стали степенно смаковать напиток, отхлебывая его маленькими глотками.
Бэрга все это уже не занимало. Он машинально постукивал по колену сухой рыбкой и смотрел на светловолосую девушку в ветхой накидке, сплетенной из сухого, выгоревшего на многодневном солнце льна. Поймав ответный взгляд, он смущенно отвел глаза и принял из чьих-то татуированных рук глиняную плошку с темно-красной жидкостью, обжегшей его горло, как расплавленный рубин. Краем уха он слышал, как Эрних что-то говорит Норману, а тот лишь изредка перебивает его речь короткими вопросами.
— Мы оставили их на берегу! — громко воскликнул Бэрг, чувствуя, как в его груди разливается восторженное тепло. — Янгор, Свегг, Сконн — они все там!
И он махнул рукой в сторону темной полоски леса на берегу лагуны.
Девушка в льняной накидке не сводила с него восторженного взгляда серых продолговатых глаз. Видя, что она не понимает языка кеттов, Бэрг оторвал от связки вытянутый желтый плод и со смехом бросил его через весь стол. Она ловко подхватила плод и тоже засмеялась звонким заливистым смехом. Бэрг приветственно поднял руку.
Посмотрев на него долгим взглядом, сероглазая девушка из племени маанов наполнила глиняную плошку и, обойдя сидящих, поднесла ее Бэргу. Молодой охотник опустился на одно колено, принял плошку из ее рук и, запрокинув голову, в несколько глотков осушил ее, чувствуя, как в его груди волнами разливается огненное тепло. Ему вдруг показалось, что вместе с напитком в него перелилась душа этой светловолосой незнакомки, став залогом того, что в беспорядочно мятущемся хаосе мира их жизни уже слились воедино, как сливаются весенние ручьи, повинуясь неровностям почвы. Бэрг ощутил прикосновение ее длинной узкой ладони на своем потном плече, поднял припорошенные подсохшей глиной веки и сквозь редкие волокна накидки увидел под левой грудью незнакомки знак Тетерева. Впрочем, теперь она уже перестала быть для него незнакомкой; она соединила свой облик с той звездной избранницей, предназначенной ему высшей, небесной волей, предначертания коей жрецы кеттов и маанов могли только угадывать, передавая из поколения в поколение расположение звезд в блистающем круговороте ночного неба. Мааны верили, что некоторые избранные души после смерти человека прекращали свое мучительное блуждание в тесных ущельях звериной и человеческой плоти и, навсегда разорвав этот страшный пленительный круг, поднимались к звездам и растворялись в небесном сиянии, подобно кристаллам соли, бесследно исчезающим на дне глиняных кувшинов, наполненных прозрачной речной водой. Их жрецы учили, что тело первого человека было слеплено из сухой глины, обильно смоченной кровавым потом коней, влекущих по небу колесницу Солнца. Дван слепил его из снега, облил своей мочой и выставил на потеху спящему в глубокой зимней берлоге Богу всей лесной твари, принявшему облик медведя. Но когда весной снег стал таять и вода разбудила спящего, он вылез и чихнул на обледенелого человека, поставленного перед входом в берлогу. Тот ожил, открыл глаза, увидел перед собой медведя и убил его ударом тяжелого ледяного кулака. За это Бог разгневался на человека, заставил его питаться лесными кореньями, ягодами и травами и все время носить при себе тяжелый каменный топор, ременную пращу и копье, чтобы защищаться от медведей, рысей и волков, не простивших ему убийство Бога в облике своего сородича.