С дальних южных рубежей и застав ползли в Москву тревожные вести. Через дикие пустынные степи и убогие унылые русские деревеньки спешно, на взмыленных конях пробивались в стольный град гонцы. Останавливаясь на ночь в курных крестьянских избах, сбросив с себя взмокшие, пропотевшие кафтаны, гонцы вещали страшное.
— Крымские татары собираются на Русь!
Крестьянин горбился от жуткой вести, тихо шептал молитву и склонял в суровой думе голову над низким щербатым столом.
Опять лихолетье! Давно ли набег был. Неймется злому ордынцу…
В вотчинное село утром спешно прискакал Якушка. Прямо с дороги, не стряхнув пыль с вишневой однорядки, заявился к приказчику.
Калистрат Егорыч, увидев княжьего любимца, обмер: видать, проведал Андрей Андреевич о пропаже. Сейчас закует его Якушка в железа, кинет на телегу ‑ и к князю на дознание. Свои‑то дворовые на пытке ничего не сказали. Как в воду канул сундучок. Ох, не миновать беды!
Затряслись колени у Калистрата Егорыча, и сердце в тревоге заныло.
— Аль хворь одолела, Егорыч? ‑ усмехнувшись, спросил Якушка.
— Покуда бог милостив, сердешный. Во здравии ли государь наш Андрей Андреевич?
— Во здравии, Егорыч. Не о том речь. Явился я к тебе с, худой вестью.
"Так и есть. Дошло мое горюшко до Москвы", ‑ совсем впал в отчаяние приказчик.
— Татары идут на Русь, Егорыч, ‑ строго вымолвил гонец.
Калистрат Егорыч испуганно перекрестился.
— Да что это, осподи. Беда‑то какая. Нешто опять басурмане разбойный набег учинят?
— Выслушай княжий наказ, Егорыч. Царь всея Руси Федор Иванович указал войско в Москву собирать и с каждых ста десятин земли пахотной по единому мужику на коне выставить. Потому из села Богородского ведено снарядить пятнадцать ратников. Отобрать мужиков помоложе, а того лучше ‑ молодцев добрых. Собирай немедля. К вечеру в Москву выступать.
— Княжью волю сполню, ‑ засуетился Калистрат Егорыч. ‑ Сейчас прикину, кого в рать снарядить.