— Воином ты родился, парень. Чует мое сердце ‑ не единожды тебе еще в походах быть.
Примечал также Иванка, что крестьяне, прознав про его поединок, стали почтительно с ним здороваться и вести степенные мужичьи разговоры.
Особенно этому был рад Исай.
— У нас на селе старожильцы с парнями о мирских делах не калякают. А тебе вон какой почет. Многие Исаичем стали величать. Не возгордись, сынок, ‑ с напускной ворчливостью говорил Иванке отец.
— Не возгоржусь, батя, ‑ просто отвечал сын.
…Погруженный в свои невеселые думы, Иванка так и не ответил Пахому. Лишь возле самого загона обмолвился:
— Афоню мне жаль, Захарыч. Жизнью своей ему обязан.
— Бог даст ‑ выйдет твой Афоня. Одно непонятно ‑ пошто его непутевого в темницу посадили. Никому он худа не сделал, ‑ озадаченно проговорил Исай. И невдомек старожильцу, что его затейливый и безобидный сосед ‑ мужичонка за мир пострадал.
— Добрая нонче страда будет. Хлеба неплохие уродились. Эдак четей по пятнадцати с десятины возьмем, ‑ произнес Пахом, окинув взглядом ниву.
— Жито уродилось, Захарыч. Помогли Илья да Никола. Только о страде доброй рановато ты заикнулся. Хватим еще нонче мы горюшка, ‑ хмуро высказал Исай.
— Дело свычное, Парфеныч. Было бы чего убирать, ‑ не понял старожильца Аверьянов.
— Свою ниву жать не в тягость. Тут другая беда, Захарыч: княжьи загоны на корню стоят. Как бы нонешняя весна не повторилась. Сколь дён тогда господское поле топтали. Ох, не миновать смуты.
Объехав поутру княжью ниву, Калистрат сказал Мокею:
— Пора на боярщину мужичков выгонять. Созрела ржица.
— Велика ли боярщина нонче по жатве, батюшка?
— Как и в прежние годы, Мокеюшка. Три дня ‑ на княжьем поле, три дня на мужичьем. А в воскресенье ‑ богу молиться, ‑ пояснил приказчик.
— Обижен я на тебя, отец родной, ‑ вдруг сокрушенно вздохнул челядинец.
— Что с тобой, сердешный? Отродясь на меня в обиде не был, повернувшись к Мокею, недоуменно глянул на него Калистрат Егорыч.
— Пошто Афоньку не позволяешь мне пытать, батюшка? Я бы мигом ему язык развязал.
— У него и без того язык, как чертово помело. Всей вотчине его не перекалякать. Не сумеешь ты его перехитрить, Мокеюшка. А бить зачнешь мигом богу душу отдаст. Худобу сечь надо умненько, сердешный. Мамона из лесу жду. Застрял он там чего‑то. Князь‑то его даже на крымца не взял. Ежели по всем деревенькам да погостам прикинуть, то, почитай, половина вотчинных мужиков в бега подались. Серчает Андрей Андреевич на Мамона. Шибко плохо он крестьян вылавливает. Ох, как я его поджидаю. Мамон не тебе чета, с воровским людом толковать умеет, Не сумлеваюсь, сердешный ‑ про сундучок он все доподлинно от Афоньки изведает. Вот так‑то, Мокеюшка.