Иванка с кнутом в руке надвинулся на бесновавшегося приказчика.
— Быть тебе на плахе, звереныш! ‑ осатанело прохрипел Калистрат.
— Это тебе за батю, сатана! ‑ вознегодовал Болотников и полоснул кнутом по спине приказчика.
Калистрат растянулся возле телеги и на все село завизжал от страшной боли. Встать на ноги он уже так и не смог. Испуганно тряся жидкой рыжеватой бородой, на четвереньках пополз в сторону, с ужасом озираясь на разъяренных взбунтовавшихся мужиков.
Мокей с трудом вырвался от селян и бросился наутек. За ним, трусливо втянув головы в плечи, покинули княжье гумно остальные дворовые люди.
Горячий, возбужденный Болотников взобрался на телегу. На него устремились десятки жгучих и отчаянных глаз страдного люда. Закружилась голова, путались мысли, назойливые, вольные, дерзкие…
— Братцы! Всю жизнь мы на князя спину гнули. Хлеб, что лежит в амбарах, нашим соленым потом и кровью полит. В этих сусеках наши труды запрятаны. Князь на Москве ежедень пиры задает. У него столы от снеди ломятся. А мы с голоду подыхаем. В амбарах наше жито. Грузите хлеб на подводы и по избам!
— Верна, Иванка. Айда, мужики, к сусекам!
— Заберем наш хлебушек!
— Заждался я тебя, сердешный. Бунт в вотчине, ‑ лежа на пуховиках, постанывая, промолвил приказчик.
— Что приключилось, Егорыч?
— Мужики отказались на княжий двор в Москву жито везти. Холопей избили, на меня крамольную руку подняли, а амбары с зерном пограбили и по своим избам хлеб растащили.
— Ну и дела, Егорыч, ‑ изумленно вымолвил пятидесятник. ‑ Кто гиль на селе затеял?
— Поди, сам, смутьянов ведаешь. Старшой‑то подох намедни, так звереныш остался.
— Иванка Болотников?
— Он самый, Ерофеич. Кнутом меня ударил, сиволапый. А вместе с ним Семейка Назарьев горлопанил.
— Так‑так, Егорыч.
Мамон, поглаживая бороду, прошелся по избе, не спрашивая хозяина, налил себе чарку вина из ендовки, выпил и присел на лавку.
— Ивашке теперь не жить, Егорыч. За ним не только бунт, но и другие грехи водятся. За такое воровство князь усмерть забьет.
Приказчик, недоумевая, поднял на пятидесятника голову.
— Не зря я по лесам три недели скитался. На днях семерых беглых мужиков изловил, а одного из ватажки Федьки Берсеня. Отстал он от Федьки и в лесах заплутался. Спрос с него учинил. Поначалу молчал, а потом, когда огнем палить его зачал, заговорил нищеброд. Поведал мне, что сундучок с грамотами Ивашка Болотников с Афонькой выкрали.
— А грамотки кабальные где? ‑ встрепенулся приказчик.
— О грамотках беглому неведомо. Должно, наши смутьяны припрятали… Афонька вернулся в село?