— Сымай лапотки, Афоня.
— Энто чево жа? ‑ изумился бобыль.
— Дырявей твоих нет, Афоня. Ишь как лыко по землице распустил.
— Побойся бога, Акимыч. Нешто плоше лаптей не сыскал? ‑ огорчился Шмоток.
— Сымай, сымай. Неча! ‑ потребовал Акимыч.
— Помилуйте, православные. Последние лаптишки у меня забирает. И в пир, и в мир, и в добры люди. Все на мне, ‑ взмолился Афоня.
Мужики поднялись с межи, окружили бобыля. Шмоток поохал, поохал, но все же пришлось ему лапти скинуть: против мира не пойдешь.
— Экая тебе честь выпала, Афоня, ‑ подтрунивали над бобылем мужики.
Шмоток размотал онучи, повесил их на плечи и пошел к селу босиком, ворчал всю дорогу:
— Раздели, окаянные. Креста на вас нет.
Восемь дней пахали да сеяли крестьяне княжьи загоны. Теперь шли возле телег, понукая отощавших лошадей, усталые, сгорбленные, с почерневшими на солнце лицами, с огрубевшими натруженными руками. Шли и думали о завтрашнем дне, о своих десятинах, где нужно еще посеять овес, ячмень, горох да просо.
Возле крайней избы мужиков поджидал приказчик. Тут же стоял Мамон с десятком ратных людей. Когда все страдники подошли, Калистрат снял шапку и заговорил:
— Князь Андрей Андреич вельми доволен остался вами, мужики. Пашню добро унавозили, ладно вспахали, дружно засеяли и управились ко времени. Молодцы, сердешные.
Мужики молчали, недоумевая, переминались с ноги на ногу.
— Чую, неспроста Калистрат мир собрал, ‑ негромко вымолвил Исай сыну.
И селянин не ошибся. Приказчик взобрался на телегу и изрек княжий наказ:
— Повелел батюшка Андрей Андреич еще малую толику вам на боярщине быть. Надобно землицу беглых людишек да бобылей поднять. Запустела пашня, неча добру пропадать. Коли всем миром навалиться ‑ в пару дней сев кончите, сердешные.
Крестьяне разом загалдели, затем расступились и пропустили к приказчику Исая. Болотников разгладил бороду, одернул потемневшую от соленого мужичьего пота рубаху и проговорил:
— Не гневи бога, Калистрат Егорыч. Все жилы на княжьей пашне вытянули. Лошаденки извелись, того гляди, околеют. Теперь свои десятины не знаем как вспахать.
— Вечно ты встрянешь, Исаюшка. Чево понапрасну плачешься. Указал князь Андрей Андреич лошадушек на свой княжий луг пустить в ночное. Молодой травушки наберутся и отойдут к утру.
— Пустое речешь, Калистрат Егорыч. Какая сейчас трава. Лошадям овса задать надо да неделю кормить их вволю.
Приказчик метнул на высокого костистого Болотникова колючий взгляд, однако продолжал селян уговаривать, зная, что за страду мужики озлобились, очерствели на княжьей ниве.
— Землицы‑то всего пятьдесят десятин. Кой разговор. Пару дней ‑ и вся недолга. Потом со своей в три дня управитесь, а там и троица святая подойдет. Ходи веселей, сердешные.