Бортник указал князю пальцем на высокую старую сосну. У Андрея Андреевича часто колотится сердце в груди, слегка дрожит самопал в правой руке. Осторожно поднявшись с земли, долго вглядывается в смутные очертания дерева. И вот, слава богу, приметил!
Мошник ‑ песнопевец, широко распустив хвост, вскинул голову и, опустив крылья, ходит взад‑вперед по ветке.
Андрей Андреевич, прикрытый ветвями ели, поднимает самопал и целится глухарю в бок, под крыло. Так советовал бортник. У Матвея были случаи, когда мошник, даже раненный в грудь, отлетел далеко в лес и терялся в его зарослях.
Раскатисто, гулко бухнул выстрел. Глухарь, оборвав свою призывную весеннюю песнь, ломая ветви, тяжело плюхнулся на землю.
Князь швырнул под ель самопал, озорно ткнул кулаком старика в грудь, поднял за широкий хвост птицу и восторженно, на весь бор воскликнул:
— Э‑ге‑ге! Попался‑таки, косач! А бортник, посмеиваясь в бороду, думал: "Какой же это косач? Не разумеет князь, что косачом тетерку кличут. Хе‑хе…"
Рано утром по лесной дороге к Матвеевой заимке спешно скакал гонец. Возле избы спрыгнул с усталого взмыленного коня и бросился к крыльцу.
Свирепо залаяла собака, Якушка, привалившись к перилам крыльца, встрепенулся, вскинул сонные глаза на приезжего, схватился за самопал.
— Осади, куда прешь?
— Очумел, Якушка. Своих не узнаешь. Здесь ли князь?
— А‑а, это ты, Лазарь, ‑ широко зевнув, потянулся парень. ‑ Тут наш господин.
— Ну, слава богу. С ног все сбились искавши. Буди князя. По государеву делу.
Якушка торопливо метнулся в избу. Андрей Андреевич, утомленный глухариной потехой, крепко спал на лавке, укрывшись крестьянской овчиной. Матвей со старухой дремали на полатях, а Тимоха, посвистывая носом, свернулся калачом возле порога.
Якушка разбудил князя. Андрей Андреевич недовольный вышел на крыльцо. Приезжий низко поклонился господину в ноги и вымолвил:
— С недоброй вестью, князь. Вчера из Москвы в вотчину царев гонец наезжал. В Угличе молодой царевич Дмитрий сгиб. Великий государь Федор Иванович кличет тебя, батюшка князь, немедля в стольный град пожаловать.
Андрей Андреевич прислонился к темному замшелому косяку, в тревоге подумал:
"Зачнется на Москве гиль. Нешто худая молва явью обернулась? Ох, не легко будет ближнему боярину Борису".
Князь запахнул кафтан и приказал Якушке:
— Поднимай Мамона с дружиной. Коня мне подыщи порезвей. В вотчину поедем…
Перед отъездом с заимки Андрей Андреевич наказал бортнику:
— Когда из Москвы возвернусь ‑ Василису ко мне в хоромы пришли. Быть ей сенной девкой.
Матвей понурил голову, смолчал. А князь стеганул кнутом коня и понесся лесной дорогой в село вотчинное. За ним резво тронулась дружина.