— Ну было. Тебе‑то какая нужда в том?
— Левоньку ‑ костоправа вчерась в деревеньке повстречал. Сказывал Левонька, что он тебе на постную снедь перейти посоветовал. Поговеть‑де с недельку надо батюшке Евстигнею. Хворать тебе ‑ о‑ох, беда! Пропадет мужик без мельника. Надумал я порадеть за мир, батюшка. Рыбки вот тебе изловил. Ушицу можно сотворить, хоть язевую, хоть с налимом, а то и тройную с ершиком да наливочкою.
Евстигней запустил пятерню в кадушку, в которой трепыхалась рыба‑свежец. Лицо его расплылось в довольной ухмылке.
Афоня знал, чем угодить скупому мельнику. Евстигней жил вдали от реки, потому и был большой любитель откушать ушицы.
Мельник отнес кадушку в прируб, где коротал свободное время, затем вышел к Афоне и протянул пару медяков.
— Возьми за труды.
— Ни‑ни, батюшка! Рыбка дарственная, ничего не надо. Велики дела твои перед миром, ‑ снова с низким поклоном проговорил Шмоток.
— А, может, мучки малость, ‑ потеплел мельник.
— Уж разве токмо чуток разговеться. О доброте твоей далеко слыхать. Ты ведь, батюшка, осьмины, поди, не пожалеешь. Ни‑ни, много. Мне и пол‑осьмины хватит. На святу троицу укажу бабе своей испечь хлебец, на нем буковки с твоим почтенным именем выведу и всех молиться заставлю за благодетеля, ‑ с умилением сыпал словами Афоня.
— Дам тебе, пожалуй, осьмину, ‑ расчувствовался Евстигней Саввич и отвесил лукавому бобылю в порожний мешок с полсотни фунтов.
— Благодарствую, батюшка. Вовек твою милость не забуду, ‑ учтиво заключил Афоня и поспешно юркнул с мешком во двор.
Евстигней Саввнч проводил бобыля рассеянным взглядом, и тут снова скаредность взяла свое. Мельник сокрушенно крякнул и подумал сожалея:
"Промашку дал. Обхитрил пустобрех окаянный. Рыба‑то и трех фунтов не стоит. Придется кадушку у мужика забрать. Новехонька".
Завершив дела, мужики на дворе не расходились, выжидали чего‑то, бражные носы потирали. Наконец, в воротах показался мельник и милостиво произнес:
— Ступай наверх. Поешьте перед дорожкой.
Мужики обрадовано загалдели и затопали наверх.
— Зайдем, Иванка, ‑ предложил Афоня. ‑ Еще поспеем в село.
Болотников кивнул головой. Хотелось посмотреть на запретный Панкратьев кабак[49], о котором много говорили на селе. А шла молва недобрая. Разное толковали промеж собой люди. Одни сказывали, что Евстигней за косушку вина может любого мужика облапушить и как липку ободрать, другие ‑ Евстигней с чертями и ведунами знается, и все ему с рук сходит. А третьи нашептывали: кабак на приказчике Калистрате держится, ему‑де, добрый куш от мельника перепадает.