Наконец‑то, разорвав темные, лохматые тучи, поднялось над селом солнце. На второй день, опробовав подсохшие загоны, мужики вышли поднимать сохой зябь и засевать пашню ячменем, овсом, горохом да просом.
Болотниковым хватило семян лишь на одну десятину, а другим ‑ и того меньше.
Собрались крестьяне поутру возле гумна, завздыхали:
— Пропадем нонче, братцы. Нечем сеять. Все жито на княжьем поле оставили. Зимой с голодухи помрем…
Крестьяне глянули на Исая. Благообразный, древний, седовласый Акимыч обратился от всего мира:
— Пораскинь головой, Исаюшка, как нам быть.
Исай Болотников, опустив густую черную бороду на колени, помолчал, перемотал онучи, ковырнул худым лаптем высохшую лепешку конского назема и, вздохнув, высказал:
— Худое наше дело, мужички. Приказчику кланяться ‑ проку нет ‑ полторы меры по осени сдерет. К мельнику идти ‑ и того больше запросит. А урожаишки наши ‑ сам‑сам.
— Нешто помирать ребятенкам, Исаюшка?
Исай поднялся на ноги, выпрямился во весь рост, разгладил бороду и после долгого раздумья промолвил:
— Норовил я как‑то все к князю прийти да нуждишку нашу ему высказать. Припоздал. Отбыл князь в белокаменную.
— Эх, Исаюшка. Плоха на князей надежа. Добра от них не жди, ‑ махнул рукой Акимыч.
— А вы послушайте, православные. Чем князь крепок? Мужиком. Без миру князю не барствовать. Мужик его и кормит, и обувает, и мошну деньгой набивает. Оброк‑то немалый ему от мужика идет. А теперь смекайте, что с князем приключится, коли страдная нива впусте лежать станет да бурьяном зарастет. Лошаденки без корму придохнут, мужики разбредутся, вотчина захиреет. И не будет князю ‑ ни хлеба, ни денег. Вот и мыслю я ‑ гонца слать к князю немедля. Просить, чтобы жита из амбаров своих на посев миру выделил.