Гонцы выехали на Варварку, и Болотников с Афоней откровенно изумились унылой тишине, царившей на этой улице ‑ обычно самой бойкой и шумной во всей Москве. В прежние годы Варварка оглушала приезжего своей несусветной суетой и толкотней, звонкими выкриками господской челяди, пробивавшей дорогу боярской колымаге[64] через тесную толпу. Из кабаков тогда вырывались на Варварский крестец разудалые песни бражников, с дудками, сопелками и волынками пробегали по узкой улице дерзкие ватажки озорных скоморохов. Сновали стрельцы и ремесленники, деревенские мужики, приехавшие на торг, попы, монахи и приказной люд, подвыпившие гулящие женки, истцы и земские ярыжки, божедомы[65], юродивые, нищие и калики перехожие.
А теперь на улице все смолкло ‑ ни суеты, ни давки, ни боярских колымаг.
На углу Зарядьевского переулка, со звонницы каменной церкви Максима Блаженного ударили в большой колокол, и поплыл над боярскими теремами, монастырскими подворьями и торговой Псковской горкой редкий и мрачный звон.
Прохожие в смирных одеждах[66], крестили лбы и молча шли прочь.
За усадьбой боярина Федора Никитича Романова, возле Аглицкого двора, поднявшись на рундук, громыхал железными веригами полуголый, облаченный в жалкие лохмотья, с большим медным крестом на длинной и грязной шее, юродивый Прокопий.
Блаженный тряс ржавыми цепями и иступленно, выпучив обезумевшие глаза, плакал, роняя слезы в нечесаную всклокоченную бороду.
Возле Прокопия собралась толпа слобожан. Блаженный вдруг спрыгнул с рундука и, растолкав посадских, подбежал к паперти церкви и жадно принялся целовать теплые каменные плиты.
Из толпы выступил седобородый старец, спросил блаженного:
— Поясни нам, Прокопий, отчего плачешь горько и паперть лобзаешь?
Юродивый поднялся на ноги и, потрясая веригами, хрипло прокричал:
— Молитесь, православные! Великая беда на Русь пришла. Прошу я ангелов, чтобы они просили у бога наказать злодея‑грешника. Проклинайте, православные, злого убивцу боярина‑а!
Посадские в страхе закрестились. В толпе зашныряли истцы в темных сукманах, ловили неосторожное слово. Обмолвись не так ‑ мигом в Земский приказ сволокут да на дыбу[67] подвесят.
Толпа рассеялась. Блаженный уселся на паперть, поднял землисто‑желтое лицо на звонницу храма и, стиснув крест в руках, завыл по‑собачьи.