Но Сухоручко продолжал что-то говорить, шептать в ухо, размахивать руками. Голос Давыдова доносился все реже, отрицательные интонации исчезали. Спустя какое-то время он уже с интересом слушал капитана. Даже улыбнулся. Спустя еще пять минут они вместе вышли и скрылись в кабинете оперов.
— Ну, Саня, с тебя ящик водки, — облегченно сказал Галкин. — Замажет майор это дело. Но попотеть придется…
Зверев стоял бледный. Из туалета доносилось журчание воды в расколовшемся унитазе.
Потом Зверев вспоминал эту историю посмеиваясь. А тогда не до смеха было… Шуточки, понимаешь! Уничтожение совсекретных документов… А если бы этот случай получил огласку? О, если бы он получил огласку! Времена, конечно, уже не сталинские — сплошной либерализм, плюрализмы и где-то, по большому счету, пофигизм. Но тем не менее! Звездопад мог бы быть неслабый… и, соответственно, раздача благодарностей с вручением ценных подарков. Ну, слава Богу, обошлось. Хотя и пришлось повкалывать: писались липовые справки, агентурные сообщения и т.д. А за Зверевым на некоторое время закрепилось прозвище Герострат. Хорошо хоть не Унитаз…
Так и началась карьера опера.
Но зато — в сейфе порядок. И унитаз новый.
Высокий, симпатичный черноволосый парень сидел напротив Галкина и ныл:
— Ну, Семен Борисыч, ну мы же с вами… ну вы же…
— Ты мне еще про обрезание расскажи, — хмуро ответил Галкин. — Мы не в синагоге, и я не раввин, Лева, я — мент.
— Ну Семен Борисыч…
— Пошел вон, урод! — зло сказал Галкин. — И учти — в следующий раз…
Но парень уже не слушал. Он вскочил и бросился вон из кабинета. Семен устало помотал головой, помассировал затылок ладонью.
— А это что за фрукт был? — спросил Зверев.
— О, Саша! Это тот еще фрукт! Это Лева Караган. Неужто не слыхал?
— Нет, такой клички не слыхал.
— Ну, во-первых, не кличка, а прозвище. По крайности — погоняло… А во-вторых, Караган — это фамилия. Леву Карагана знают все. Ты пока работаешь мало, но погоди — еще узнаешь.
— А чем он так знаменит? — спросил Зверев, присаживаясь. Он только что вернулся из бани, где украли костюм и документы.
— Лева Караган, Александр Андреевич, случай, можно сказать, уникальный. Всего семнадцать лет прохвосту, а уже великий комбинатор. Вот ты, Саня, вчера деваху на Галере прихватил. Так?
— Ага. С польской косметикой.
— Она сразу в слезы и во всем призналась. Так?
— Да, молодая дуреха, пэтэушница. Месяц как из деревни, хотела, говорит, на колечко заработать… Расплакалась: больше не буду. Ну что с ней сделаешь? Попугал — и отпустил.
— Вот… А Лева не признается никогда и ни в чем. Но участвует во всем! Лева — везде! Лева в диапазоне от мошенничества до угона… и хрен прихватишь!