Год бродячей собаки (Дежнев) - страница 101
Учитывая изложенное, на базе Министерства иностранных дел и при активном участии имперского Генерального штаба, предлагается создать координационный орган, в задачи которого входило бы нижеследующее:
— стимулирование и поддержание повышенной возбудимости и экзальтации русской интеллигенции, как среды, порождающей нигелизм и экстримистские настроения. В частности, этого следует добиваться путем прививки российскому обществу революционных теорий и взглядов, способствующих его расслоению;
— оказание всесторонней поддержки стремящимся к власти отдельным авантюристам и экстремистски ориентированным группам и партиям, включая поставку оружия, типографской техники, а также обеспечение связью и наличными денежными знаками».
Фон Корпф отложил бумагу в сторону и в первый раз за время разговора посмотрел на Нергаля.
— Да, да, именно это я и имею в виду! — закивал головой советник. — Если не сегодня, то в недалеком будущем такая политика докажет свою эффективность. Эти нигилисты и прочих мастей революционеры поднимут со дна на поверхность общества грязь и пену, и тогда российскому правительству будет уже не до внешнего врага — справиться бы с внутренним.
Фон Корпф пожевал бледными губами, поднял глаза на огромный, в полный рост, портрет Кайзера Вильгельма I.
— И тем не менее, — голос его звучал плоско и безразлично, — бумагу эту я не подпишу. На Вильгельмштрассе меня не поймут…
На Вильгельмштрассе в Берлине находилось Министерство иностранных дел.
Нергаль какое-то время молчал, как будто вслушивался в эхо прозвучавших слов, потом энергично поднялся.
— Что ж, ваше превосходительство, не смею больше обременять вас собственным присутствием!.. — на губах советника играла ядовитая улыбочка.
— У вас есть собственные возможности проинформировать Берлин, — заметил фон Корпф, пытаясь сгладить напряженность ситуации. Ощущение совершенной ошибки уже начинало его беспокоить, но допустить потерю собственного лица он не мог. Нергаль не захотел сделать шаг навстречу.
— Я непременно ими воспользуюсь! — Советник выпрямился, резко бросил голову вниз, уперев подбородок в тощую грудь. — Надеюсь, я могу быть свободным?..
Не дожидаясь разрешения, Нергаль резко повернулся и, стуча по паркету высокими каблуками, твердым шагом вышел из кабинета посла.
Поздним вечером того же дня, в час, когда все добропорядочные петербуржцы давно уже видят сны, а по улицам слоняются лишь душегубы да забулдыги, недалеко от Смоленского кладбища, что на Васильевском острове, остановились извозчичьи сани. Шел мелкий колючий снег, мело. Редкие газовые фонари пятнами выхватывали из темноты деревянные заборы и покрытый льдом дощатый тротуар. Дома здесь были все больше одноэтажные, бревенчатые, с маленькими, как в деревнях, окнами. Впрочем, выбравшегося из низких саней мужчину ни темнота, ни поздний час не смущали. Глядя вслед извозчику, он какое-то время еще постоял, потом повернулся и уверенно направился в глубину квартала. Невысокий и худощавый, он двигался легко и быстро и только однажды обернулся, прежде чем шмыгнуть в ближайшую из подворотен довольно большого для столь отдаленного района дома. Очутившись в черноте арки, мужчина какое-то время постоял прислушиваясь, потом быстро прошел дворами на параллельную улицу и через пару минут уже открывал тяжелую дверь местного трактира. Изысканностью это заведение явно не отличалось. В передней полутемной зале с хохотом и свистом гуляла какая-то компания, папиросный дым стелился слоями, скрывая от глаз лица сидевших вокруг длинного стола людей. Нергаль — а это был он — поморщился, не задерживаясь прошел в дальний конец залы, где за пропахшей табачной горечью занавеской открывался ход в подсобные помещения. Попавшийся ему навстречу половой с подносом в руках посмотрел на советника с тупым недоумением. Впрочем, даже германский посол вряд ли бы признал в этом мужчине человека, с которым разговаривал всего пару часов назад. Между тем, ступив еще несколько шагов по грязному полу, Нергаль уверенно толкнул небольшую дверь и очутился в довольно светлой комнатушке с горевшей на столе керосиновой лампой. Здесь было тепло и уютно, и он с удовольствием снял свой меховой картуз и плотное, рассчитанное на русские морозы пальто. Нергаля ждали. Поднявшийся навстречу человек помог советнику раздеться, пододвинул к столу второй табурет, но сам не сел, а как бы замер в нерешительности. Мужчина этот был какой-то неопределенной, белобрысой наружности, еще не стар, но уже лысоват, и лицо имел припухшее и одутловатое, как если бы после сна или от беспробудной пьянки.