Андрей поднял ее на руки, понес куда-то в темноту квартиры. Маша все не могла остановиться, все повторяла:
— Каждый день надо быть уверенной в себе, научиться просыпаться с мыслью, что ничего не произойдет, иметь силы жить без ожидания праздника…
Как успокаивают обиженного, раскапризничавшегося ребенка, он еще сильнее прижал Машу к себе, открыл ногой какую-то дверь. В серой, едва подсвеченной с улицы Полутьме белело покрывало кровати.
— Замолчи и никогда об этом не вспоминай, — прошептал Андрей. — Мы начинаем жизнь сначала, с этой ночи, с чистого листа. Отныне и навсегда ты любимая женщина волшебника!
Ночью пошел дождь, небо затянуло серыми облаками. Их пелена в мелкой сеточке мороси вуалью окутала город. Когда Маша открыла глаза, Дорохов стоял в куцем халатишке у окна и смотрел на улицу. Будто зная, что она проснулась, Андрей обернулся:
— Хорошо, что дождь, правда? Именно в дождь надо начинать новую жизнь…
Как бы ни был даровит и талантлив художник, он не способен передать все бесконечное богатство и разнообразие пустоты человеческого бытия. Московский ипподром кипел страстями, жужжал, как растревоженный улей. Огромная толпа народа беспрестанно двигалась, перемешиваясь, чему-то смеясь и переговариваясь на совершенно недоступном обычным людям языке. Из развешанных повсюду репродукторов гремела бравурная музыка лошадиных маршей, прерываемая то и дело объявлениями диктора, сообщавшего состав участников следующего заезда. Призывно звенел судейский колокол, созывая одетых в яркие костюмы наездников на старт, где их уже поджидала машина с раскрытыми, перегораживающими беговую дорожку крыльями. За этим движущимся барьером, развернувшись во всю ширину, собирались участвующие в забеге лошади, бежали, кося на орущие трибуны безумные от возбуждения и жажды гонки глаза, срывались с места по сигналу стартера. Большой беговой день, называемый по старинке в честь почившего английского лорда — дерби, был в самом разгаре.
— Вы на кого ставите? — поинтересовался Нергаль, повернувшись к Серпине. Оба стояли прижатые к барьеру столпившимися за их спинами людьми. Отсюда, из ложи первого яруса, хорошо просматривался весь беговой круг и большое электронное табло, извещавшее о сделанных на участников ставках.
— На шестой номер, — Серпина сверился с программой забегов, прочитал — Рыжий жеребец Султан.
— А почему именно на него? — не отставал от тайного советника черный кардинал.
— Бежит быстро и красиво, — рассудительно заметил Серпина, — да и, судя по табло, Султан в этом забеге — признанный фаворит.