в пограничных и внутренних войсках НКВД было объявлено о приведении частей в состояние полной боевой готовности.
За шесть часов до начала немецкого нападения 100 тысяч пограничников поднимались по тревоге и занимали свои боевые посты.
Когда Молотов тоже доложил о результате встречи с германским послом, его информация ситуации не прояснила. В 21.55 к Сталину прибыл начальник политуправления РКК Мехлис, а через пять минут в Наркомат обороны отправился Буденный. Вызов к Сталину начальника Главного управления политической пропаганды был связан с заявлением Советского правительства.
Все говорило о том, что Гитлер вот-вот намерен осуществить нападение. Поэтому Советское правительство решило огласить заявление, в котором должны были прозвучать претензии к Германии, разъяснение позиции СССР и требование отвода войск от границ страны. Это было равнозначно предъявлению Германии ультиматума, но гласное выдвижение официальных претензий уже нельзя было откладывать. И Сталин прекрасно понимал, что на эти требования Гитлер может ответить заявлением об объявлении войны.
Сын Л. Берии пишет: «Отец позвонил в ту ночь из Кремля: «Начинается… Слушайте радио!» Непосвященному эта фраза ни о чем не говорила, мы же с мамой прекрасно знали, что хотел сказать отец. Начиналась война…» [46]
Однако в песочных часах истории уже оставались лишь последние крупицы мира. В 22.20 Тимошенко, Жуков, Мехлис, Молотов и Берия вышли из кабинета Председателя Совета Народных Комиссаров. У Сталина остались Молотов и Ворошилов, а через 20 минут, в 22.40, с агентурными материалами разведки в кабинет вернулся Берия.
По словам Жукова, он и нарком обороны «по возвращении из Кремля неоднократно говорили по ВЧ с командующими округами Ф.И. Кузнецовым, Д.Г. Павловым, М.П. Кирпоносом и их начальниками штабов, которые находились на своих командных пунктах».
Но причиной появления пресловутой Директивы № 1 послужили не сведения Генштаба, а материалы, принесенные Сталину Берией. Они говорили о том, что немецкое нападение возможно уже утром. Сталин позвонил в Наркомат обороны и спросил, передана ли директива о приведении войск в повышенную готовность в округа. Жуков ответил утвердительно, но директива еще не была передана.
Как вспоминал бывший нарком Военно-морского флота Кузнецов, около 11 часов вечера ему позвонил Тимошенко. Он сказал: «Есть очень важные сведения. Зайдите ко мне».
Через несколько минут адмирал, вместе с заместителем начальника Главного морского штаба контр-адмиралом А. Алафузовым, вошел в кабинет наркома обороны. Тимошенко прохаживался по ковру и что-то диктовал Жукову, сидящему за письменным столом наркома. Перед генералом лежали несколько исписанных листов, вырванных из блокнота.