Я больше не рожаю в одиночку в пустой квартире и не мечусь потом по улицам, пытаясь сообразить, куда спрятать ребенка, крепко спящего после укола.
Теперь после особо сложных родов я отключаю служебный пейджер и вызываю лимузин. Маленький серебристый самолет на частном аэродроме уже подготовлен к вылету: несколько часов – и я высаживаюсь на остров в Тихом океане.
Рожу я чуть позже, не к спеху: первым делом надо обнять Мики. И остальных детей, конечно, тоже – их уже пятнадцать; поздороваться с персоналом – на меня работает все коренное население острова. Самой дико и странно, что до сих пор не застукали и не линчевали, адреналин в крови зашкаливает, но, похоже, деньги и, правда, решают все. Прокуренный папик оказался благодарным человеком и нежным отцом. К тому же он не единственный богатый и влиятельный субъект, чьи проблемы может решить опытная, отчаянная, крейзануто жадная до денег А-кушерка…
Треплю малышню за светлые вихры. Среди ребят постарше есть несколько брюнетов: когда-то по неопытности я рожала первым любого ребенка – без разбора; того, что сам вперед идет. Теперь приберегаю для острова светлых – предчувствие говорит, что их контролировать будет легче. Светлые и темные, ангелы и демоны? Если бы знать…
– Я чувствую всех, кого когда-то рожала, а тут… Чем дольше взаимодействие – тем сильнее связь, – сказала я когда-то прокуренному папику. Не соврала.
«Зелеными» я могу управлять, не раскрывая рта, не делая ни одного, самого легкого движения.
Дети галдят, а я танцую фламенко без музыки – босиком, на песке. Стаями безумных бабочек вспархивают оборки юбки; где-то идет дождь. Вчера звонила розовая Санина подружка, сказала, что если не отстану от ее мужа, она меня убьет. Хорошее решение проблемы, но, увы, для меня – непозволительная роскошь. Что будет с детьми, если я умру, что будет с миром – один черт знает. И знает ли?..
Я ни в чем не уверена, но каша уже заварена и отступать нельзя – просто некуда. Поплакать за меня может небо, выпить боль – Саня, а все остальное – сама, сама. Запуталась совсем глупая баба.
Впрочем, Мики (редкая челка, небесно-голубые глаза) уже семь. Он вырастет и непременно что-нибудь придумает, я чувствую такие вещи – я же, черт меня дери, А-кушерка.
Утанцевавшись, без сил падаю на песок.
Высоко в безоблачном южном небе сияет радуга, прекрасная, яркая, как хвост сказочного дракона.
Она всегда здесь сияет – круглый год. Здесь никогда не идет дождь.
Я не знаю, что думать по этому поводу. Я вообще ничего не знаю. Дура.
Мне страшно, как же мне страшно.