Первое, что ощутил Бальтазар, оказавшись в мастерской, был запах свежей краски. На стенах вперемешку висели картины, большие и маленькие, прекрасные и безобразные, другие стояли в углу, прислоненные к стене.
— Это вы их все нарисовали? — спросил Бальтазар.
Святой отец Бонавентура изобразил на лице насмешливую улыбку и тут же приступил к первой вводной лекции по фундаментальным основам живописи.
— Самая опасная ловушка для начинающего художника, — начал он, — это стремление к оригинальности. Зачем с первых же шагов вступать на ложный путь? Лучшие картины в большинстве своем уже написаны, так для чего пополнять культурное наследие второсортной мазней? Гораздо достойнее и интереснее заниматься копированием великих мастеров или же реставрацией их работ, когда в них обнаруживаются потертости, кракелюры, выцветание, загрязнения от пыли и копоти, не говоря уже — и тут голос его даже задрожал от возмущения, — о преднамеренных увечьях, которые наносят им бездарные дилетанты и преступные бракоделы ретушированием, дописыванием, освежением, перетяжкой, паркетированием или дублированием!
Бальтазар был несколько напуган такой гневной речью, из которой не понял почти ни слова. Но отец Бонавентура не понапрасну метал громы и молнии. В течение следующих месяцев и лет ученик его не сделался художником, но методично, шаг за шагом осваивал приемы и хитрости реставраторского дела. Начав с кичевых будуарных ангелочков, которых однажды принесла жившая по соседству дама, он скоро продвинулся до натюрмортов более высокого художественного уровня. Поначалу большой помехой Бальтазару было его собственное телосложение. Потому учитель заказал для него шезлонг, откинувшись в котором его ученик без труда мог дотянуться до подвешенного на потолке подрамника.
Когда приобретенные Бальтазаром навыки стали наконец удовлетворять отца Бонавентуру, он решил подвергнуть своего ученика последнему испытанию. Из музея в Бирмингеме к ним поступило большое полотно, и он поинтересовался у воспитанника, что бы это, по его мнению, могла быть за работа? Ответ не заставил себя долго ждать.
— Похоже, кто-то из прерафаэлитов, — сказал Бальтазар. — Мне это напоминает Четвертую книгу Царств, где об Илье-пророке сказано: и понесся он, мол, в вихре на небо. Ее, конечно, необходимо почистить, и еще я тут вижу пару подозрительных мест, дописанных, видимо, позднее каким-то олухом.
— Браво, — воскликнул отец Бонавентура. — Ты получаешь картину в свое распоряжение. И можешь сразу приниматься за дело.
Картина, однако, была высотой в два метра пятьдесят сантиметров, что существенно усложняло задачу Бальтазара. Сначала он попробовал работать с лестницы, но, как обычно, препятствовали собственные его габариты. Тогда, осененный неожиданной мыслью, он скинул с ног ботинки и в ту же секунду с кистью в руке оказался на уровне головы пророка. Эта удачная затея так его воодушевила, что он тут же приступил к делу. Вскоре он целиком погрузился в свое занятие и даже не заметил, как отец Бонавентура вернулся в мастерскую, чтобы посмотреть, продвигается ли работа над картиной.