Судебный процесс заставил многих заново пережить случившееся — матерей и жен геройски погибших милиционеров, родственников убитых свидетелей налетов и тех, кто выжил, потрясенные семьи осужденных. Но в самом Красногорске, из сочувствия к родственникам, осужденных никогда не называли бандитами, старались щадить невинно пострадавших близких.
Митин навлек несчастья на свою семью и после своей смерти. Началась конфискация имущества — от швейной машинки до самого дома, с таким трудом возведенного его отцом. В силу обстоятельств арестом имущества занимался давний знакомец Ивана, сотрудник красногорского угрозыска Александр Чариков.
Следствие не могло смириться, что те баснословные суммы денег, которые фигурировали в деле, не были найдены. Почти все участники банды, особенно члены хоккейной команды, пили мало, поэтому было откровенной насмешкой, что почти полмиллиона рублей ушли на водку, как упрямо отвечали осужденные. Двадцать тысяч, которые предназначались для Николаенко, были единственной крупной тратой. Из приговора конфискация превратилась в обыск, возмездие, побор. Родители Митина вместе с тремя оставшимися детьми были на пороге бездомного существования. Но то, что не смог сделать на суде Митин, сделали соседи, вступившиеся за несчастную семью. Их смелость и человечность спасли положение. В милицию посыпались письма протеста, и наконец было принято решение дом не конфисковывать. Митиных оставили в покое.
На мой вопрос, как наградили муровцев — участников расследования митинского дела, генерал-майор Арапов спокойно ответил:
— По-разному. Кого понижением в должности — за халатность, что, дескать, банду слишком долго ловили. А кого просто премировали окладом.
Митинская банда разрушила многие жизни. И не только жизни тех, кого они расстреляли. Отец Лукина не пережил случившегося и вскоре скончался в психиатрической больнице. Александр Чариков, душа компании и честнейший оперативник, спился. В тот день, когда он составил рутинную справку о пивной бочке, он и представить не мог, какая бездна стоит за этим — парень, с которым он часто говорил «за жизнь», вечером мог выстрелить в человека, а утром спокойно чинить мотоцикл. Те, чью судьбу он ставил мальчишкам в пример как работящее, спортивное поколение, достойно пережившее войну, врывались в магазины и швыряли людей на пол. Красногорского милиционера преследовали ужасные сцены утренних арестов, когда по долгу службы он объяснял случившееся рыдающим матерям и испуганным братьям и сестрам, ничего не понимающим со сна.
>На лесоповале в лагере. Пермская обл. Конец 1950-х гг.