— Да, не беспокойся. — Он поправил стоявшие в вазочке цветы. — Между прочим, по одной из древнегреческих легенд, на том месте, куда боги во время пира случайно пролили нектар, выросли белые розы. Цветы, ставшие символом любви… Давай выпьем за любовь!
— С удовольствием. Только ты садись на стул, а то тахта тоже мокрая.
Они чокнулись стаканами с соком, и после этого Денис смог наконец оценить произведение кулинарного искусства.
— Ммм… Пальчики оближешь. Слушай, а из чего ты его сделала?
— Подметка — из хлеба, с майонезом и аджикой. Это меня научили… Подруга. Верх — из теста, подкрашенного какао. А внутри — грибы с ветчиной.
— Обалдеть… А шнурки? Настоящие, что ли?
— Нет. Это черные макароны. В супермаркете на Бульварной брала. Их, оказывается, чернилами осьминога подкрашивают.
— Черные макароны? Надо же, даже не слышал о таких.
Он вынул из ботинка одну из макаронин, аккуратно ухватил ее губами за кончик и начал осторожно втягивать в себя.
Но осторожно не получилось. В следующую секунду Денис вскочил, опрокинув стул, и, согнувшись, зашелся кашлем. Ирина, тоже вскочив со своего места, несколько раз хлопнула его по спине.
Малинин замахал руками:
— Всё, всё!.. Не надо… Проскочило…
Ослабив узел галстука и тяжело дыша, он снова опустился на тахту.
— Пить…
Ирина поднесла ему стакан сока. Он благодарно принял, сделал пару глотков, снова закашлялся. Часть сока опять выплеснулась на рубашку. Ирина отняла у него стакан и, схватив со стола салфетку, начала торопливо промокать сок.
В следующий же миг коварный гость взял ее за руку и нежно поцеловал пальцы. И тут же легким усилием притянул ее к себе.
Она предпочла не сопротивляться. И вовсе не из-за служебной необходимости.
Для полного блаженства не хватало мелодии Гершвина или Элвиса Пресли.
Быков держался из последних сил. Худощавый на вид басмач на деле оказался не таким уж и худощавым. Когда вес оцениваешь не на глазок, а собственными ребрами, впечатления совсем иные. А главное — не пошевелиться! Левая нога затекла так, что ею теперь точно не ступить. Если ему вообще в ближайшее время суждено во что-нибудь вступать…
Оперуполномоченный СОБРа, кавалер ордена «За мужество», побывавший во всех горячих точках, попробовал чуть подвинуть хоть правую ногу, но тут его придавило с такой силой, что он едва удержался от матерной эпиграммы. Как остро бывает почувствовать себя в шкуре застигнутого мужем любовника. Лучше бы в шкаф спрятался…
Но вдруг наверху стало подозрительно тихо. А еще через некоторое время Быков увидел, как женские ноги аккуратно освобождаются от туфель… Дальнейшее ожидание становилось бессмысленным. Операция рисковала слишком быстро перейти в завершающую фазу, а он к этому готов не был. По крайней мере морально.