Тетка глянула ему через плечо - и побелела. Кузен, запыхавшись, покраснел, так что глазам моим предстало довольно забавное зрелище. Ну, и что такого с моим письмом?
-- Они. Это все они. Твоя чокнутая сестра с придурком-муженьком, и после смерти не оставят нас в покое! -- взвизгнул Вернон. Если и есть болезненная для меня тема, то это мои родители. Плевать, как называют меня, как высмеивают, но при упоминании моих родителей мне хочется броситься на дражайших родственников и повыцарапывать их поросячьи глазки - а лучше вообще перегрызть им глотки. В семь лет мне сказали, что мама и папа погибли а автокатастрофе. Что мать моя была безработной, а папа - алкоголиком. Что излюбленное их занятие было - попрошайничать и докучать Дурслям.
Я проплакала всю ночь, пока не устала. А потом подумала: какого черта? Откуда машина у безработных? И каким чудом выжила в аварии я, если мне был всего год?
Утром кузен стал насмехаться, придумав замечательную шутку: дуру-Гарриэт выбросило из машины, потому она теперь на голову ушибленная. Потом выдал другой перл: дескать, столкнулись мы с "Опелем", потому у меня и остался такой чудной шрам на лбу. Ага, зигзагообразный. Сейчас даже челкой не прикрытый - тетка остригла меня как мальчишку, чтобы я не использовала много шампуня. Наверное, я дико смешно выгляжу - вон, кузен все время ржет, и как только не лопнет...
Когда Дурсли скормили мне столь явную ложь, я даже решила было, что мои родители живы, и долго надеялась, что меня найдут и заберут отсюда. Моим надеждам сбыться было не дано, и я окончательно уверилась: чудес не бывает. Но это так, лирическое отступление.
Дурсль-старший порвал мое письмо и ничего не объяснил, только вылил ушат грязи на моих покойных родителей, оставил меня без завтрака и сослал полоть клумбы. Петуния весь день косилась на меня, как на тикающую бомбу, и даже кузен проникся общим настроением и ни разу не толкнул и не обозвал меня. А на следующее утро в почтовом ящике лежало десять одинаковых писем, адресованных мне.
Письма отправились в камин, ящик Дурсль отвинтил.
На третий день весь аккуратный дурслевский участочек (который, между прочим, был таким исключительно моими стараниями!) был загажен великим множеством сов, рассевшихся на антеннах, карнизах, водосточных трубах, крыше и даже новеньком ярком автомобильчике Вернона. Повсюду летали перья, на пороге кучей лежали письма, коих было не меньше пары сотен. Сперва Вернон споткнулся об эту живописную кучу, затем сосчитал лбом ступеньки, приземлился внизу и тут же был атакован пернатыми, скинувшими ему на пузо еще пяток конвертов и выразивших свое негодование единственно доступным им способом.