Далеко из темноты донесся тревожный крик:
— Ева!.. Ева!.. Ты где?
Сладкая дрожь медленно покидала ее тело, спекшиеся от жара губы медленно и неохотно разомкнулись.
— Адам!.. — прокричала она слабо. — Я здесь!
Тотчас же тяжесть с ее тела исчезла, она вздохнула всей грудью, начала приподниматься, кусты затрещали, Адам вынырнул из ночи, большой и могучий, подхватил ее на руки, успокаивал, а она ревела и орошала слезами его широкую грудь.
— Да что случилось? — спросил он. Взгляд его упал на дерево, под которым они оказались, голос его изменился: — Господи, только не это! Ева, что было?
Она заревела громче:
— Адам! Что я натворила!.. Меня уговорил Змей!
Он спросил с подозрением:
— На что? На что он уговорил?
Она ответила с горьким плачем:
— Он соблазнил меня!.. Совратил!.. Он сказал, что я стану самой умной, и я взяла это в рот… И вообще я…
Адам быстро взглянул на ветви, но никого не увидел.
— И… что?
— Кисло, — ответила она в слезах. — И противно… И вообще я чувствую себя такой грязной и нехорошей… Зачем я это сделала!.. Зачем я это сделала…
Он прижимал ее к груди, баюкал, успокаивал, она чувствовала его гнев и ярость, грудь часто вздымается, дыхание вырывается с хрипами, он мысленно уже схватил Змея за горло, сдавил так, что тот хрипит, и глаза вылезли на лоб, повалил и бьет ногами и потом истоптал так, что расплескал по земле…
— Может быть, — прошептал он ей на ухо, — еще обойдется… Никто же не видел…
— А Всевидящий? — спросила она с плачем. — Теперь я умру-у-у-у… А тебе сделают другую жену-у-у-у… Не такую глупую-ю-ю-ю…
Он молча сорвал с дерева плод и быстро съел. Ева ухватила его за руку, но он уже разжевал и проглотил.
— Все-все, Ева!.. У нас одна судьба.
— Зачем ты?
— Я должен тебя защищать! Что бы ни случилось, я буду с тобой.
Она вскрикнула, затряслась в его руках. Красивая чешуя, покрывавшая их тела, превратилась в пыль, посыпалась на землю. Ева заплакала громче, глядя на уцелевшие и блистающие на земле чешуйки. Они и там еще переливались дивными цветами, но быстро тускнели и рассыпались.
— Это что же, — прошептала, не переставая рыдать, — теперь не… мы не будем уже…
Адам тупо смотрел на блистающие у своих ног искорки, что быстро тускнеют, теряют яркие цвета и становятся неотличимыми от серой земли.
— Да, — проговорил он осевшим голосом, — мы изменили мир… мы изменили и себя.
Она вскрикнула жалобно:
— Но как же?.. Мне без этой одежды плохо. Когда она была, я ее не замечала, но теперь я такая жалобная!
Она ежилась, пригибалась, обхватывала себя руками, словно пыталась закрыться от всего мира своими узкими ладошками.