Ровно через полминуты сомнения Здановича рассеялись: «фольксваген» прибавил скорость, обогнал их микроавтобус и исчез в потоке машин. Николай успел заметить лицо водителя, заросшее густой, почти по самые глаза, черной бородой.
Но в два часа дня, когда они вышли из офиса и направились к своем «форду», чтобы ехать домой, Николай был готов поклясться, что тот самый бородач, укрывшись в тени пестрого навеса продуктового магазина на противоположной стороне улицы, внимательно наблюдает за ними.
Наверное, он на какое-то время лишился чувств. Когда Зданович открыл глаза, то обнаружил, что лежит, уткнувшись лицом в потрескавшийся земляной пол. Он услышал тихие голоса двух человек, стоявших шагах в пяти от него. Один голос принадлежал Муссе, другой был ему незнаком. Говорили на урду.
Через оконный проем в комнату проникали лучи заходящего солнца. Значит, близится вечер. Сколько же он пролежал без сознания — час, два? Николай с трудом повернул голову. Спиной к нему, в грязной одежде с перекинутым через плечо патронташем, стоял собеседник Муссы, скорее всего, кто-то из деревенских.
Мусса уловил движение и шагнул к пленнику.
— А, русский, проснулся? Добрый утро! — произнес он и захохотал. Пак, очевидно, пребывал в хорошем настроении: значит, опасность миновала.
Второй повернулся и тоже посмотрел на Здановича — тусклым, ничего не выражающим взглядом. «Вот с таким же равнодушным выражением лица эта обезьяна перережет своему врагу горло», — вяло подумал Зданович.
Мусса посмотрел на часы. Как-то он похвастался, что это трофейные, «командирские», снятые с руки убитого им во время афганской войны советского офицера.
— Хороший часы! Тот афицер скока лет с Аллахом разговаривает, а часы все идут!
Эту шутку он повторял уже много раз. Веселится, сволочь. Сбежал с поля боя, а тс трос расплатились за него своими шкурами. А что с Волохой, Женькой и Саймоном? Удалось ли пакистанскому спецназу освободить их? Если да, то его товарищи непременно сообщат и о нем. Тогда еще есть надежда. Если же нет…
— Значит так, русский. Щас мы едем атсуда. Я перевезу тебя в безопасный места. В эта деревня завелся… э, как эта?.. прыдатэль. Ну, ничего, придет врэмя, мы его найдем. И атрежым его паганый язык. И еще кое-что, ха-ха!
Мусса повернулся и сказал что-то второму паку. Тот кивнул и вышел. Мусса сел у стены, поставил между колен автомат. Зевнул.
Быстро опускались сумерки. За окном бесшумно мелькнула черная тень — летучая мышь. Несколько минут спустя во дворе послышался скрип повозки.
— Давай, поднимайся!
Николай попытался встать. И не смог… Кружилась голова, дрожали колени, в глазах метались разноцветные пятна.