Гробы прибыли на подмосковный аэродром «Раменское» в десять утра.
Грузовой «Ил» с надписью «МЧС России», только что прилетевший из Исламабада, разворачивался на взлетной полосе. Спецрейс вполне мог и не состояться: все-таки масштабы произошедшего были не те. Когда менеджер по кадрам «Гидромонтажа» Синельников позвонил в МЧС и обратился к замминистра с просьбой о выделении самолета, тот с некоторым раздражением ответил:
— Ну, братцы мои, примите, конечно, соболезнования и все такое, но это все-таки не Спитак[5] и не начало войны в Ираке, чтобы гонять самолет за несколько тысяч километров!
Неожиданная поддержка пришла в лице белорусского МИДа, обратившегося лично к российскому министру по чрезвычайным ситуациям. Самолет был выделен.
Стояло хмурое дождливое утро. На взлетной полосе, подняв воротники плащей, курили несколько человек. Женщина лет сорока пяти в светло-коричневой кожаной куртке, такого же цвета шерстяной юбке и черных туфлях на невысоком каблуке комкала в руках носовой платок, время от времени прикладывая его к носу и покрасневшим глазам. Чуть поодаль виднелись два микроавтобуса, бортовой «ЗИЛ» с белорусскими номерами и автопогрузчик.
— Сыну сообщили? — тихо спросил женщину стоявший рядом средних лет чиновник с «дипломатом». Это был второй секретарь белорусского посольства в Москве Снитич.
Женщина кивнула. Смяла платок и сунула в сумочку.
— Звонила. Он не сможет прилететь. Да и все равно не успел бы на похороны.
Грузовой люк самолета начал медленно опускаться. Шофер погрузчика в синем рабочем комбинезоне бросил на бетон недокуренную сигарету, включил зажигание и направил свою машину к «Илу». В «брюхе» самолета копошились люди в синих куртках с надписями «МЧС»: они сопровождали скорбный груз из Пакистана.
Через десять минут три цинковых гроба, заключенных в деревянные ящики, стояли на бетонной полосе.
Снитич тронул женщину за плечо, проговорил: «Оставайтесь здесь, я сейчас» и пошел к гробам.
«Пакистанские власти сообщили, что останки обгорели и сильно повреждены взрывами, но все равно их принадлежность установлена. Скорее всего, вешают лапшу на уши. В подобных случаях для идентификации погибших необходим анализ ДНК, а это за два дня не делается. А если тел внутри вообще нет? Гм… который из гробов забирать? Или — теперь все равно?» — размышлял он.
Вопрос отпал сам собой: на каждом из ящиков мелом была выведена фамилия погибшего: «Volosko», «Zdanovich», «Zimin».
— Василий!
Снитич сделал рукой знак водителю «ЗИЛа», вопросительно смотревшего на него из кабины. Тот кивнул и завел мотор.