Зейнаб (Хайкал) - страница 127

Ночь раскинула свой шатер, и мир погрузился во тьму. С последним лучом заката слетел на землю нежный ветер. Хамид стоял на пороге своего дома, не зная, что ему делать, какой путь избрать.

Через несколько дней он оставил милую сердцу деревню и уехал в столицу, надеясь там найти утешение для души, успокоение совести и зажить наконец тихой, размеренной жизнью.


Глава II

Через месяц после отъезда Хамида его братья также приехали в Каир. Хамида они дома не застали. Подождали до ужина, но Хамида все не было. Прошли сутки. Ждать дальше было, очевидно, не к чему. Братья встревожились и, расстроенные, послали письмо отцу. Тот сразу же приехал, забросал сыновей вопросами, но так ничего и не узнал. В отчаянии заломив руки, с полными слез глазами, он вошел в комнату сына и сел на диван, горько сетуя на судьбу, принесшую несчастье в их семью. Что с Хамидом? Где он? Может быть, покончил с собой? Но отчего? Ведь, кажется, никакой причины для самоубийства у него не было. Однако он оставил братьев, семью, не сказав никому ни слова…

Все краски мира поблекли в глазах несчастного отца. Душа его разрывалась от горя. Вдруг, обведя глазами комнату, он увидел портрет сына. Юноша смотрел с портрета спокойно и доверчиво. В глазах его не было ни тревоги, ни следов печали. Отец подошел к портрету, пристально вгляделся в него, потом снял со стены, поцеловал и прижал к груди. Но слезы душили его, и, горько рыдая, он опустился на стул.

Однако много ли пользы от тоски и слез? Нужно предпринять розыски. Найти Хамида живым или мертвым. Но прежде чем заявить в полицию, отец решил просмотреть бумаги сына. Среди них оказался конверт, на котором было написано:

«Моему глубокочтимому отцу».

С быстротой молнии он распечатал его и прочитал следующее:

«Моему отцу, матери, моим братьям и семье.

Недавно я исповедовался одному шейху, которого почел за святого. Я думал найти успокоение, но мои страдания и боль только усугубились. Сегодня я открываю свою душу вам — людям, которых я люблю, в надежде, что вы простите несчастного, измученного тягостными думами, который ушел неведомо куда, надеясь обрести утешение. Может быть, когда‑нибудь я еще вернусь к вам, а может быть, эти слова будут последним моим приветом.

Два года тому назад сердце мое настойчиво позвало меня к любви и наслаждениям. Воображению моему рисовались картины цветущих садов, я слышал пение и щебет птиц; кто‑то неведомый открыл мне, как прекрасна может быть женщина, какое счастье ожидает человека в любви. Этот кто‑то нашептывал мне сладкие слова, уверяя, что жизнь без любви тускла и бессмысленна. Я мнил, что это ангел счастья, и рвался навстречу этому счастью, навстречу любимой, со всей страстью юности. Но вокруг царила лишь бесплодная, бескрайняя пустыня, и я ничего не мог в ней найти. Наконец в дальней стороне передо мною, как мираж, возникла девушка. Она была моей двоюродной сестрою. Она обратила на меня свои очи, полные робкой стыдливости. Я вгляделся в них и понял, что девушка эта тоже мечтает встретить преданное сердце. «Два одиноких сердца сблизятся», — сказал я себе. Однако как далеки мечты от действительности! Девушка скрылась в глубине своей темницы, я же был застенчив и довольствовался малым. Лишь в воображении я продолжал рисовать картины счастья и расстилать ковры блаженства.