Поев, отец с сыном отправились на свое поле, а Зейнаб с сестрой стали поджидать их соседа Ибрахима, чтобы вместе с ним пойти на хлопковое поле господина Махмуда. Сегодня они, наверно, закончат прополку на западном берегу канала, или, как называл его хозяйский писарь, на участке номер двадцать, а завтра приступят к участку номер четырнадцать.
Вскоре сестры увидели подходившего к их дому Ибрахима и других батраков. Пожелав друг другу доброго утра, все повернули из переулка на деревенскую улицу, а потом — на главную дорогу. Возле участка номер двадцать они оказались как раз тогда, когда прогрохотал утренний поезд. Тотчас каждый встал на свой рядок, облюбованный еще накануне вечером.
Солнце стояло уже высоко, когда кончили прополку двух полос. Палящие лучи немилосердно обжигали землю. Зной словно затопил крошечные кустики хлопка, еще только‑только проклюнувшиеся. А о них‑то, об этих кустиках, и батраки и сам хозяин пеклись больше, чем о собственных детях.
Перейдя через дренажный канал, батраки заняли свои места на третьей полосе. Ибрахим сказал им, что на этой стороне поля урожай хлопка всегда лучше и потому здесь надо работать с особым тщанием. Так что он всех предупреждает: если заметит у кого огрех — заставит все переделать, пусть уж на него не сетуют.
К вечеру прибыл писарь Шейх Али — составлять списки работавших. Он привязал своего осла у обочины и добрался пешком до середины поля, дабы увидеть каждого батрака самолично. Кое‑кто заикнулся было, что хорошо бы получить хоть немного денег за свой труд, но Шейх Али грозно нахмурил брови. Кончив составлять списки, он сообщил, что деньги будут выплачены накануне базарного дня.
В канун базарного дня крестьяне‑батраки явились в контору. Писарь и его помощник — мальчик лет двенадцати — расположились за некрашеным деревянным столом, заваленным счетными книгами. Посреди стола стояла пятилинейная керосиновая лампа; ее тусклый свет едва пробивался сквозь пыльное стекло. По одну сторону от лампы находилась чернильница и медный пенал с перьями, по другую — пузырек с чернилами. Крестьяне тесно окружали стол. Феллахи, работавшие у господина Махмуда постоянно, держали в руках свои расчетные листки, остальные же стремились протиснуться к писарю, чтоб узнать, сколько им причитается. Дети и молодежь держались в стороне, у окна.
Сначала ждали молча, потом начался недовольный ропот — писарь томил их уже второй час. Но тот безмолвствовал. Долго еще прождали феллахи, пока им не объявили, что выплата денег будет производиться лишь завтра, прямо на самом базаре.