— Вот теперь можно спать. Спасибо, девушки, за выручку! — сказал Трофим Егорович.
Старик весь почернел, осунулся. Студентки теперь только сообразили, что в азарте работы не догадались предложить ему отдохнуть. И он проработал всю ночь с ними наравне.
— Спасибо вам, совесть растревожили, — сказали студентки.
— И особое — от меня! — воскликнула Дина.
Трофим Егорович глянул на девушек благодарно. Очевидно, дороги были ему их слова. Он сразу ободрился.
— Ладно, девушки, хватит друг друга благодарить. Езжайте отдыхайте.
— А вы?
— Я понемножечку пешочком. Если не пройдусь — глаз потом не сомкну. Привычка такая…
Дина вызвалась пойти вместе с ним. Она была слишком взбудоражена всем пережитым за ночь, ей не мешало успокоить нервы прогулкой. Кроме того, она подумала: не сделалось бы с Трофимом Егоровичем худо дорогой, как раньше бывало с ней. Не мешает проводить старика.
Но Трофим Егорович чувствовал себя хорошо. Прогулка будто и вправду сняла с него усталость. А может, ободрился он, увлекшись рассказом о своей жизни.
Когда идешь вот так неторопливо полевой дорогой, легко завязывается неспешный душевный разговор. А Трофим Егорович был доволен, что не ошибся в Дине, она вообще нравилась ему, и он особенно охотно стал рассказывать ей о себе.
Жизнь у Трофима Егоровича была круто закручена. До революции жил сирота Тришка в батраках. Хозяин стаскивал его по утрам с полатей за волосы (даже не со зла, а чтобы сон сразу отскочил!) и заставлял трудиться на этих вот полях допоздна, буквально до упаду.
Восемнадцатилетним парнишкой подался Триша в красные партизаны. Был разведчиком. Разыгрывая калеку-нищего, бродил по деревням, занятым беляками. Потом ушел добровольцем в Красную Армию, принимал участие в разгроме Врангеля.
В тридцатых годах был одним из организаторов колхоза в Дымелке. Кулацкая пуля едва не отправила его на тот свет. Все же выжил, бил еще сам гитлеровцев в Отечественную войну. Тоже осталось несколько отметин на теле. Но самая большая — в душе: за Родину сложили головы три его сына. Вскоре умерла и старуха. А он вот выжил… В колхозном хозяйстве потрудился потом еще немало. И за рычагами трактора, за штурвалом комбайна и попросту с вилами в руках. По силенкам стариковским и теперь тянет…
— Да, — уважительно произнесла Дина. — Тяжела у вас жизнь!
— А легку ношу нести невелика и честь, — спокойно, без тени хвастовства, сказал Трофим Егорович.
— И никого у вас родных не осталось?
— Вся Дымелка колхозная — моя родня. Ну, а кровная — сестра жива, племяш есть.
— А сестра и племянник ваши здесь живут?