— Машину можно оставить до утра здесь, никто ничего с ней не сделает, — продолжала Алка, решив, что Максим колеблется из-за грузовика. — Здесь же в сторонке… Или ты…
В голосе девушки послышалась насмешливость. Парень насторожился: еще ляпнет прямо, чего он боится!
— Пошли! — Максим размашисто зашагал по тропке.
Алка догнала его, схватила за руку.
— Максимчик…
— Ты что?
— Боюсь отстать.
— Так следом держись.
— Вдруг потеряешься, темень же такая… Страшно остаться одной.
— Чего бояться? Я же не убегу, — попытался освободить руку Максим.
— Нет, нет! Я уж буду за тебя держаться. — Алка еще крепче уцепилась за него.
Так они и пошли, рядышком. Алка все жалась к нему, почти висела у него на руке.
Тропка шла теперь подбережьем. Это была полоска земли под крутым обрывистым берегом, заливаемая в половодье, но свободная от воды в осеннюю пору.
Дождь, утихший было на время, опять припустил.
— Давай переждем. — Алка увлекла Максима под обрыв. Скалистый, отвесный, он поднимался с подветренной стороны, и дождем здесь не хватало. Можно было стоять, как в коридорчике: сзади каменный обрыв, впереди — живая, шелестящая стенка дождя.
Укрытие надежное. Но оба стояли в тревожном молчании. Напряжение было такое, словно скала грозила обрушиться на них. И чем дольше молчали, тем тревожнее становилось. Алка все еще держала Максима за руку. И он чувствовал, что вся она мелко дрожит. Наконец молчание сделалось невыносимым.
— Ты в кофточке-то… прозябнешь, — с заминкой, словно подбирая слова на чужом языке, сказал Максим.
Самому ему, наоборот, было нестерпимо жарко. Он поспешно стащил с себя пиджак, накинул на Алку.
Вдруг Алка прижалась вся к Максиму, прошептала прерывисто:
— Возьми меня… Возьми…
Не сразу вполне дошло до сознанья парня лихорадочное это предложение. Оглушила неожиданная, полная откровенность. А горячее Алкино дыхание, ее звенящий шепот все больше и больше обдавали его жаром.
— Люблю я тебя!.. И сама не рада, что влюбилась до погибели… Сначала просто хотела голову тебе вскружить, а потом… Все повернулось иначе… Свет не мил без тебя. А с тобой я на всякую беду согласна…
Алка говорила, как в беспамятстве, со страшной поспешностью. Очевидно, ей надо, непременно надо было высказаться, и она, захлебываясь словами, старалась распахнуть перед Максимом всю свою душу.
— Может, ты думаешь — ни совести, ни гордости у меня нет, потому и на шею вешаюсь!.. Привыкла, скажешь, вольничать с парнями… А я не такая… Я только играла, а близко до себя никого не допускала… Ты для меня один на свете… — Алка нашла губы Максима. — Не захочешь — не живи потом со мной… Все равно буду счастлива!..