Максиму нечем стало дышать. Голова у него кружилась. И все, все на свете исчезло куда-то. Не было ни дождя, ни свиста ветра над скалой, ни мыслей о том, как и почему они здесь оказались. Ясное сознание, волю, память — все на какое-то время будто начисто отшибло. Были только Алкины жаркие губы, ее прерывистое дыхание, ее сумасшедшая, безоглядная любовь…
Не помня себя, Максим обнял девушку за плечи, прижал ее к своей груди. Алка сразу вся обмякла, ноги у нее подогнулись…
А когда случилось непоправимое, она самозабвенно сказала:
— Любимый мой!! Клянусь тебе — никто не любил и не полюбит тебя, как я!..
Но тут Алка почувствовала, как застыли, будто обескровились губы парня.
«Вспомнил Ланьку», — с болью отстранилась она от Максима. Через секунду опять, еще более страстно принялась целовать его. Максим не сопротивлялся и не отзывался на ее поцелуи.
Тогда Алка в отчаянии решилась бросить на чашу весов последний груз.
— Все равно ты мой, мой, по совести! Ланька сама отдала тебя мне!
— Как это… отдала? — спросил Максим глухо и трудно, словно из-под земли.
— А так. Поняла, что я люблю тебя больше, чем она.
— Вранье!
— Никакое не вранье. Сама мне сказала: не больно и дорог — бери.
— Так и сказала?
— Так и сказала! Возьмешь, говорит, — бери, не шибко и дорог.
Алка рассчитывала: теперь-то уж Максима проймет. Кого же не оскорбит, если тебя уступают другому, словно вещь, даже не жалея при этом. И насколько же сильнее, самоотверженнее должна показаться в этом свете ее любовь. Ведь Ланьке он обещал, конечно, верность вечную, а она не требует от него ничего!
«Ну и черт с ней, я тогда свободен!» — таких примерно слов ждала она от Максима. Тогда она бы добавила: «Лучше любовь без обязательств, чем обязательства без любви». Но Максим ничего не сказал, лишь горько вздохнул.
— Не веришь? — схватила его Алка за плечи. Потом клятвенно воскликнула: — На волосок не привираю.
Максим понимал: ни в чем не лукавит перед ним Алка. Она любит его бескорыстно, и Ланя когда-то сказала ей именно так.
Но он-то каков?..
«Возьмешь — бери!» Алке эти слова, возможно, облегчали совесть. А ему? Они же значили: если он и в самом деле теленок, которого можно, приласкав, увести за собой, то и дорожить таким нечего.
Максим сел, сжал голову руками, застонал, как от зубной боли. Алка напряженно ждала, как все обернется дальше. Она сознавала, что многое поломала в душе парня, что нелегко ему опомниться, не вдруг соберешься и выкинешь вон такой «обломочек», как верность Лане. Но чувства торжества у Алки не было, хотя теперь она больше, чем раньше, верила: сумеет окончательно привязать Максима к себе.