Если любишь (Чебаевский) - страница 214

Максим не стал больше слушать, сорвался с места, будто его подхлестнули, и поспешно зашагал домой.

Возле плетней было посуше, там вились пешеходные тропочки. Но Максим шел по середине улицы, с остервенением меся грязь.

…Еще один груз. Тянуть резину больше нельзя, просто невмочь. Непременно надо найти какое-то определенное решение. Либо открыто покаяться и добиваться Ланиного прощения, либо поглубже захоронить все в душе, держаться перед Ланей так, будто ничего такого и не было.

Но в любом случае нужна встреча. Нельзя больше избегать ее, чем бы все это ни кончилось. Через два дня предстоял отъезд в институт.

Лучше объясниться теперь же, пока есть возможность первому сообщить радостное известие, что Алка нашлась. Услышав это, узнав, что на нем не лежит никакого преступления, Ланя, возможно, и не коснется ничего другого.

Но пойти к Лане домой у Максима все-таки недостало воли. Уж больно пугало, что она может захлопнуть перед ним дверь. Поэтому он подстерег Ланю в переулке, когда она несла воду с речки.

— Здравствуй, Ланя. Давно мы не виделись, — сказал он напряженно, всеми силами стараясь, чтобы голос не прозвучал виновато.

Ланя, видимо, не ждала, что он так внезапно появится из-за плетня. Коромысло на ее плечах закачалось, как балансир, вода плеснулась из ведер. Но сразу же, каким-то неуловимым движением Ланя прекратила раскачивание коромысла. Вода перестала плескаться, пошла в ведрах кругами.

— Давно, — сухо отозвалась девушка, когда уняла воду.

— Надо бы нам поговорить… — еще более трудно произнес Максим.

— Надо — говори!

Подчеркнутая сухость, даже холодность, с которой Ланя сказала это, окончательно отняла у Максима способность владеть своим голосом. Некоторое время он не мог произнести ни слова. Горло внезапно перехватило так, как перехватывает его, когда с жару глотнешь ледяной воды.

— Я хотел сказать… Алка нашлась… В городе она, — прохрипел он наконец.

— Ты ее терял?

— Да нет… Но ведь такое трепали… Слышала, наверно…

— Что трепали — не слушала. И слушать не собираюсь. У меня свои глаза, своя голова есть, вижу, понимаю, догадываюсь.

— Ну, раз догадываешься… тогда конечно…

— Что «конечно»? С такими догадками жить нельзя! — Ведра опять колыхнулись на коромысле, вода заплескалась. Но Ланя снова быстро справилась с ними. — Я хочу от тебя от самого знать всю правду.

Да, ничего нельзя было утаить, обойти молчанием. Но где взять мужества сказать всю правду, когда недоставало смелости даже взглянуть Лане в лицо.

— Что молчишь, в землю уставился? Или совесть не дает прямо глядеть?