Максим на мгновение поднял глаза. На одно короткое мгновение. Но все равно девушка успела заметить в них столько покаянной вины, что страшная догадка сразу превратилась в еще более страшную уверенность. У Лани все занемело в груди.
Еле слышно, как обреченная, она скорее выдохнула, чем произнесла:
— Значит, было…
— Было…
Деревня была полна звуков. Гудел двигатель электростанции, стучал молот в кузнице, шумели на току машины, кричали где-то ребятишки, лаяли собаки. Но на Ланю с Максимом навалилась такая глухая тишина, какая стоит лишь в глубоких пещерах. И хотя стоило руку протянуть — можно было коснуться друг друга, оба ощущали себя в таком одиночестве, разделенными такой стеной, что не дотянешься, не дозовешься. Первой все-таки обрела голос Ланя.
— Тогда — прощай! — она шагнула в сторону, чтобы обойти Максима.
Он раскинул руки, загородил весь узкий переулочек.
— Постой! Пойми… невольно это вышло. Больше не повторится. Я тебя по-прежнему…
— Замолчи! Отойди! — Ланя так побледнела, так гневно глянула на Максима, что руки его, загораживающие дорогу, упали, как перешибленные.
Тоже побледнев, Максим отступил, сказал умоляюще:
— Ну, прости меня…
— Я сказала — прощай!
— Нет, нет! Пойми… Ты же способна понять, а понять — значит, простить. Другие прощают не такое…
— Другие… — начала Ланя и вдруг замолчала. Минуту, а может и две, стояла она, как бы не зная, что ответить. У Максима даже возникла робкая надежда: это молчание, может быть, и есть начало примирения. Конечно, долго бы еще мучила совесть, однако…
Однако Ланя сказала:
— Иногда прощают, чтобы семью не разрушать. Но жизнь начинать с этого нельзя!
В голосе ее Максим уловил непоколебимость. И понял — это конец. Но все-таки попытался удержать неудержимое.
— Я жить без тебя не могу! — опять раскинул он руки, чтобы не упустить Ланю. На глазах у него навернулись слезы, губы дергались.
— Не унижайся, Максим! Хотя бы теперь проявил волю, показал свое достоинство.
— Зачем они мне теперь?
— Хотя бы затем, чтобы без отвращения вспоминалось все хорошее, что было между нами. — Ланя передвинула ведра на одно плечо, обошла парня. Но дужка ведра все же задела его локоть, и вода плеснулась ему под ноги.
Максим отупело поглядел на лужицу, в которой барахтался какой-то жучок, невольно угодивший в нежданную купель.
— Но ведь столько хорошего было! Разве можно все оборвать? — простонал он.
Ланя ускорила шаг. Максим, постояв еще немного, поплелся в другую сторону.
На выходе из переулка Ланя все же не удержалась, посмотрела на парня. Он шел как побитый, понуро опустив голову, еле волоча ноги. Так он ходил после полиомиелита. Девушка со страхом подумала: уж не парализовало ли его опять с горя? Сердце у нее так и рванулось вслед за Максимом. Родилось неодолимое желание бросить ведра, догнать парня, повиснуть у него на шее, выплакать горькие слезы, которые душили ее последние дни.