Грэзу не стал торопить товарища, вспоминая встречу с Иской у озера. Эли с удовольствием посчитал бы все бредом, но не позволил: жизнь в обмане – это не жизнь, а прозябание без уважения к самому себе.
– Не тяни, не околею от правды, – поняв, что молчание затягивается, подопнул мага.
Яир, кивнув, принялся за невеселое повествование. Грэзу слушал и с каждым словом становился все мрачнее. Он нутром, потрохами почувствовал – побратим не врет, рассказывая о смерти своей боулу, об Айелет, об Ансуре, о вампирах, о Восточном Зифе. Эта новая правда прокатилась по Грэзу мощным селем, буквально расплющив, раскатав по камушку все то, на что он опирался в часы сомнений, оставив за собой отвратительную грязь.
Когда же речь зашла о клятве Ансуре, Грэзу равнодушно поинтересовался:
– Почему меня не добили?
Причин, по которым хозяин Яира оставил пленника в живых, Грэзу не видел. Даже если этот Лирой и вправду не демон, а какой-то божок.
Маг нахмурился.
– Ты брат мне, забыл? – И снова понизил голос почти до шепота: – Скоро Дюс придет. Поговорить. Ты не кидайся больше на него. Он лучше многих сирин и не враг нам.
Эли усмехнулся – придет, значит… значит, еще ничего не решено… значит, о будущем думать рано – и погрузился в ожидание.
Победа чужих богов ничего не изменила: во сне Грэзу как прежде несся в снеговых тучах вместе с северным ветром, ловил отражение молний гладкой поверхностью клинков. Правда, теперь такая участь представлялась насмешкой, бесполезной и никому не нужной жертвой. Бесстрашного командира седьмого майджа накрыло серой волной апатии. После разговора с Ансуре, Грэзу больше не мог цепляться за развалины собственной правоты. Он четко осознал, что жил совершенно зря – ни для кого, – предав не только Иску, но даже себя.
Демон, оставив Грэзу целых три дня болтаться в неведенье цветком в проруби, явился уставший и недовольный в компании темноволосого сирин и… вампира! Бесцеремонно, не здороваясь, уселся в кресло, подпер щеку кулаком и лениво что-то рыкнул.
– Ну и что прикажешь теперь с тобой делать? – перевел сирин.
Эли промолчал, не в силах отвести взгляд от упыря. Находиться с ним рядом было невыносимо: во рту пересохло, а пальцы свело судорогой от невозможности свернуть кровососу шею. Тот уловил эмоции пленника: уголки губ тронула едва заметная усмешка.
Неизвестно, насколько затянулось бы напряженное молчание, если бы не Ансуре, который пощелкал пальцами, привлекая к себе внимание пленника.
Грэзу с трудом вспомнил, что это от него ждут ответа.
– Хочешь меня убить? – то ли спросил, то ли предложил юноша.