Все, что нужно — немного потерпеть, как ты терпел присутствие этой толстухи, что ноет всю дорогу, пытаясь сбить с истинного пути.
(Кстати не удивляйся, если окажется, что эта сучка скрывает что-то важное от тебя, хе-хе…)
Давай же покончим со всем этим дерьмом, с бесполезным копанием в прошлом. Захлопнем с треском, чертов альбом, не будем ворошить прошлое, разве что вспомним кое-что — быть может, оно пригодится потом. Выстроим все события и факты в одну линию, и все станет ясным как день.
Когда дедушка перестал возиться с ульями, он в одно лето, заложил старую дверь. Если не знать, то ни за что не догадаешься, что там, где сейчас окошко, смотрящее на ступеньки лестницы, ведущей наверх, раньше была обычная дверь.
Он настелил пол в длинном коридоре, оставив ляду для погреба (на самом деле, пространство огороженное стеной дома и железными дверками, так и не пригодилось потом, оставшись бесполезным закутком) и Сережка иногда приходил в погреб, открывал скрипучие дверки, вспоминая, как было тепло там, на улице, в лучах жаркого солнца, а теперь… теперь только сырость и темнота царили здесь, и вряд ли когда-нибудь вернутся те славные деньки, когда от стоящих ровными рядами ульев, поднималось деловитое гудение пчел, и незабвенный вкус меда ласкал небо, дразня своей невыразимой сладостью.
А еще время словно оживало в тишине погреба, и тихие голоса шептали что-то, навевая мысли о разных чудесах, которые совсем близко — только руку протяни, и Сережка стоял, вслушиваясь в их нераздельное бормотание, наполняясь ожиданием волшебства.
Там, где были щербатые ступеньки, остался только слой щебенки, и Сережка, сидя на корточках, выковыривал из глинистой земли камешки, словно пытаясь докопаться до сути произошедших перемен. Это как кусочек детства, который забрали навсегда, оставив вместо теплых солнечных воспоминаний сырость да темноту.
Если поднять голову, можно было рассмотреть квадратный контур крышки погреба. И если кто-нибудь в это время заходил в прихожую, ненароком наступая на крышку, пространство погреба наполнялось протестующим скрипом, и с потолка сыпалась тонкая древесная пыль. Сережка вздрагивал, представляя, как не выдерживает пол, и тот, кто заставлял скрипеть потолок, проваливается в погреб, нелепо раскинув руки, крича от испуга.
А еще, Сережка втягивал носом запах дыма и гари, каждый раз, когда оказывался здесь. Что-то было такое, в этом месте. Что-то, что звало к себе, притягивало, и, казалось, шептало на разный лад, множеством голосов — ворчливых, пронзительных, скрипучих как старая осина. Кто знает, что жило там, в темноте и сырости, быть может, он сам выдумал все это, переполняясь осенней грустью по утраченному, каким бы ничтожным и пустяковым оно не было.