Женщина еще что-то говорила, но страдавший лицом Серпухин не слушал. «Хотел ведь вместо жены завести собаку, — думал он, тупо глядя на сгустившиеся за стеклом сумерки, — так нет же, польстился на эту дуру. Как же, топ-модель! А собака, собака друг человека. Собака добрая, хотя виски, если быть честным, она тоже не принесет. Зато подошла бы сейчас, сочувственно лизнула в ухо или положила ушастую голову на колени. В конце концов, ее можно погладить, а эту…»
Он тяжело вздохнул. Алиса между тем все не унималась:
— Храпел с бодуна на весь дом…
— Я не спал. — Серпухин перевел тяжелый взгляд на жену и повторил тихо и печально, но так, что та замолчала на полуслове: — Не спал я! Лежал, думал о жизни…
— И что же надумал? — Женщина закинула ногу на ногу. Выражение ее худого лица оставалось все таким же презрительным, но стервозные нотки в голосе несколько поутихли. — Ну?..
Муж отвечать не спешил. Со сна он все еще мелко дрожал и поеживался, старался плотнее закутаться в коротковатый халат, что удавалось плохо. Начал как-то нерешительно:
— Знаешь, мне почудилось…
Поднялся на ноги, нервно заходил по лежавшему у дивана ковру. Со стороны могло показаться, что человек мечется в невидимой клетке, ограниченной начинавшимся тут же глухо поблескивающим паркетом.
— Открываю глаза, а он стоит ко мне спиной и смотрит через стекло на улицу…
Серпухин бросил тревожный взгляд в сторону террасы. Там, в пелене дождя, слабо угадывались контуры вознесенной высоко над городом балюстрады.
— Кто, кто стоит-то? — нахмурилась Алиса, ей невольно передался испытываемый Серпухиным страх.
— Кто?.. Мужик какой-то! Невысокий такой, щуплый, руки заложил за спину и так замер. Я лежу не шелохнусь, глаза прикрыл, а сам наблюдаю. — Серпухин тяжело, с трудом сглотнул. — Не знаю, сколько времени прошло, только он поворачивается и не спеша так, по-хозяйски, подходит к дивану и замирает надо мной, будто разглядывает. Лицо сухое, надменное, как если бы он козявку какую изучал, и еще есть в нем что-то птичье. Нос словно клюв хищной птицы, а над тонкими белесыми губами усики ниточкой. А еще манера смотреть, высоко задрав подбородок. И так мне вдруг стало страшно, такой заполз в душу ужас, что я едва не закричал…
Алиса слушала внимательно, не спуская с мужа цепкого взгляда.
— Но что самое главное, — продолжал Серпухин, — так это чувство, что я знаю этого человека целую вечность…
По-видимому, не найдя в его словах ничего особенного, женщина откинулась на мягкую спинку кресла.
— Ну и что с того? Я-то думала!.. — махнула она небрежно рукой. — Милке, маникюрше моей, каждую ночь Дракула снится, а тут какой-то мелкий хмырь…