У башни крепостных ворот жгли костер, вокруг него собрались погреться служивые в длинных кафтанах и высоких шапках.
— Царевы люди, — пояснил подьячий, указывая рукой на стражу, — стена всю Москву от ворогов кольцом окружает.
Со слов Шепетухи выходило, что место это на дальнем от Кремля краю посада славилось своими питейными заведениями, которые держали так называемые кабачные головы. Они, злодеи, шли на любые хитрости, только бы избежать наказания за недоборы в казну или, если брали вино на откуп, воротить заплаченные деньги. Пропившиеся вконец рабы Божьи собирались ватагами и периодически их били, а кабаки поджигали, но все всегда возвращалось на круги своя и катилось, как заведено было испокон века.
Слушая рассказ Шепетухи, Мокей вошел вместе с ним в распахнутые ворота просторного двора, в дальнем углу которого стоял длинный одноэтажный дом. Он был приподнят на сложенный из камней высокий фундамент, заставлявший предположить, что в обширном полуподвале находится вместительный погреб. Рядом с домом располагался бревенчатый сарай с печью, а за ним ледник. Тут же, на случай пожара или еще какой напасти, был врыт столб с треснутым колоколом. У входа в дом толклось несколько человек в невообразимо грязных и рваных одеждах с опойными, сильно отдающими в фиолет лицами. Один из них преградил подьячему дорогу:
— Отец родной, Христа ради, поставь страдальцу чарочку винца!..
Шепетуха грубо его оттолкнул:
— У, свиное рыло, ярыга кабацкий!
За тяжелой, сбитой из толстых досок дверью было парно и душно. В освещенном несколькими маленькими оконцами помещении лежал полумрак, и только над стойкой, будто огни корабля в тумане, светились две тусклые масляные лампы, да по углам длинных столов стояли коптилки, дававшие больше гари, чем света. Вино отпускал сидевший за стойкой целовальник, в то время как половые разносили бражничавшим пироги. Их, как понял Серпухин, пекли тут же на виденной им во дворе кухне. Ни на Мокея, ни на подьячего внимания в этой полутьме никто не обратил, но поданный Шепетухой серпухинский рубль целовальник принял с большим сомнением. Долго вертел его в пальцах, прежде чем поставил на стойку кувшин с вином и выложил сдачу. Две добрые чарки, что принес им шнырявший по залу мальчонка, тянули каждая не меньше чем на граненый стакан.
Вина Мокею совершенно не хотелось — не по погоде оно было, вино-то! А вот виски или, на худой конец, сорокаградусной он принял бы с превеликим удовольствием. То ли от нервов, то ли от промозглой погоды его легко знобило, а при неудачном движении давал о себе знать помятый боксером бок. Поэтому, когда в чарке обнаружилась водка, Серпухин искренне обрадовался, дружески подтолкнул Шепетуху плечом: