Теперь угощение было съедено, гости исчезли, столы и оленьи шкуры убрали подальше. Парк возвратился к обычной жизни. Лишь несколько сорок по-прежнему выискивали на гравиевых дорожках следы пиршества.
Тетя Роза отдыхала, лежа на лоскутном одеяле, пока в плите потрескивали березовые дрова.
Ругер разливал глинтвейн в кофейные чашки.
Так подходило к концу наше празднование, и я понимала, что скоро будет пора откланяться.
Мы подняли чашки и поблагодарили за праздник. Папа пролил немного горячего глинтвейна на гипс, ничуть не обжегшись.
— Когда его снимут? — спросил Ругер, кивая в сторону гипса.
Папа посчитал на пальцах.
— К Крещению, наверное. Если снимок будет хороший, конечно.
— И тогда вы сможете ходить без костылей? — продолжал расспрашивать Ругер, отчего вид у папы стал слегка озадаченный.
— Надеюсь…
— Вот и хорошо, — выразительно произнес Ругер, как будто только что узнал что-то очень важное.
Папа вопросительно взглянул на меня, но я только улыбалась ему.
Улыбалась, понимая, что время еще не настало.
У каждого есть право на тайну. И право решать, когда ее раскрывать.
Лу пошла домой вместе с нами. На следующий день она должна была уехать жить во временную семью, но пока мы были вместе.
Засыпая, я услышала, как открывается дверь в мою комнату.
Это была Лу, в пижаме с медвежатами.
— Можно полежать с тобой? В моей постели так холодно, непривычно.
Я подвинулась — конечно же, места хватало.
— Элли? — прошептала Лу в темноте.
— М-м-м, — отозвалась я.
— Так, ничего. Спокойной ночи.
— Спокойной ночи.
— Знаешь что?
— М-м-м?
— Хорошо здесь. Хорошо лежать с тобой под одеялом. Как раньше.
— Знаю. Очень хорошо, — пробормотала я, погружаясь в сон.