— Что ты хочешь этим сказать? — Я зевнул, испытывая усталость после долгого дня и досадуя, что вскоре придется вставать.
— Сама пока не знаю. В этом деле очень много загадок. Мы все поймем только тогда, когда я найду механизм. — Изабелла снова вздохнула. — Знаю только одно: найдя астрариум, мы подвергнемся величайшей опасности. Ты просто должен мне верить. Обещаешь?
Я кивнул и страстно ее поцеловал. Так часто бывает: легкие обещания легко даются. И теперь, бросая взгляд в прошлое, я размышляю: что было бы, если бы я принялся с ней спорить — доказывать, что иногда лучше оставить сокровища ненайденными, позволить древним страданиям и драмам мирно спать, не копаться в них и не вытаскивать на свет? Убедил бы я ее отказаться от погружения? Может, да, а может, нет. Но в те дни я был совсем другим человеком. И с высокомерием самоуверенной молодости, кое-чего достигшей в этой жизни, верил в то, что природа благоволит к тем, кто много работает, и что мы будем жить вечно.
Катер — маленькое рыболовецкое суденышко, названное владельцем без долгих раздумий «Ра-5», скорлупка со ржавой рубкой и кучей залатанных сетей на палубе — пыхтел навстречу приливу, раздвигая носом плотные поля водорослей, принесенных к берегу недавним штормом. Двоюродный брат Фахира Джамал, невысокий мускулистый мужчина лет под шестьдесят, с мозолистыми, в шрамах руками рыбака-трудяги, вел катер к прыгающему на волнах красному бую, обозначавшему место погружения. Он был хозяином судна и, как в очередной раз заверила меня Изабелла, состоял в береговой охране и мог обеспечить ей официальное разрешение на выход из порта и погружение. Я не знал, верить жене или нет. С лица Джамала не сходила улыбка, но в глазах мелькала тревога, и я догадался, что дело не обошлось без подкупа. Однако понимал, что вопросов задавать не стоит.
В рубке над панелью управления висел маленький резиновый человечек из рекламы шин «Мишлен», девушка с хулахупом в ярко-зеленой юбчонке и глаз бога Гора. Я устроился у расщепленного планшира.
— Смотрите не упадите за борт, — шутливо предупредил меня Омар, чиновник, о котором накануне вечером говорила мне Изабелла. Это был плотный человек с плохо посаженным на место сломанным носом и бегущим от тяжелого века по щеке тонким белым шрамом. На нем был нацепленный поверх одежды красный флуоресцентный спасательный жилет, и он, казалось, мало интересовался происходящим. После двух столетий бесконтрольных раскопок и вывоза статуй и артефактов в Египте установился политический порядок, потребовавший, чтобы при каждой археологической экспедиции состоял по крайней мере один чиновник. Но даже если Омар и был настоящим чиновником, а не просто решил сшибить денег, я сильно подозревал, что Изабелла не сообщила ему истинную историческую ценность астрариума, а значительно уменьшила ее.