— Смиритесь. — Оболочка слова упала на меня, как пыльца мотыльков, покрывшая язык, забившая ноздри, осевшая на пылающих веках.
Так мы и сидели, заключив друг друга в самые странные на свете объятия: Амелия за моей спиной, между нами астрариум. Она крепко сжимала меня и не давала шевелить руками. А фелюга тем временем плыла сквозь тучу обезумевших насекомых, носившихся беспорядочными кругами, словно они сами не могли понять, как очутились в этом месте.
Берег впереди начал обретать форму, а крылья мотыльков стали жестче и, окрасившись радугой ярких тонов, заблестели в свете фонаря. Я присмотрелся к насекомым, которые вились прямо у меня под носом. Их тяжелые, как у шмелей, тела неуклюже преодолевали силу притяжения, прозрачные крылья с шумом взбивали воздух. Я с удивлением узнал в них скарабеев — священное олицетворение, символизирующее возрождение бога Ра.
Облако насекомых поредело, перестроилось в линию, которая, закручиваясь и изгибаясь, направилась к берегу. Фелюга последовала за жуками, и вскоре днище заскрежетало на мелководье о покрытое кристалликами соли дно.
Перед нами раскинулся пейзаж песчаных дюн, вдали, словно присевший на корточки уставший великан, виднелись силуэты гор. Время растягивалось будто пружина, пока колоколом не прозвенел голос Амелии:
— Мы вступаем в песчаный мир Сокар.
Я не мог поверить, что время прошло так быстро — восприятие искажал наркотик. И в этот миг над водой разнесся звук моторной лодки.
— Быстрее! — Амелия схватила меня за руку и помогла вылезти из фелюги. Плохо слушавшиеся ноги коснулись покрытых солью камней и спутанной травы. Единственным освещением служила луна и отблеск крыльев скарабеев, носившихся зигзагообразной пурпурно-черной змеей над притихшей в ожидании пустыней.
Амелия заставила меня пригнуться, и, спрятавшись за кустом, мы смотрели, как к нам по озеру приближается силуэт моторной лодки. Мне казалось, что стрекот ее двигателя и есть зарождавшийся во мне страх. Он поднимался из глубины, откуда-то от основания позвоночника, и грозил в любую минуту разразиться настоящей паникой.
Катер причалил к берегу, и мне стали видны лица двух мужчин, сидевших у рукоятки мотора. Один был араб, другой — европеец. Кто они: Мосри и Уоллингтон? Я не мог разглядеть их черты.
— Ждите здесь, — прошептала Амелия. И, пригибаясь, с фонарем в руке, стала перебегать от куста к кусту навстречу лодке. Хрустнула веточка, и один из мужчин повернул голову на звук. У меня от страха похолодело в животе. Амелия сложила у губ ладони и, похоже подражая, крикнула болотной птицей. На моих глазах немолодая женщина превратилась в партизанку — опыт сражений в этих местах не пропал для нее даром. Незнакомец опустил глаза и, намереваясь вытянуть лодку на сушу, выбрался на покрытый соляной коростой берег.