Я повернулся к Андерсону, стараясь понять, шутит этот большой как медведь бывший солдат или говорит серьезно.
— Знаешь, чаще всего мы с Изабеллой спорили по поводу ее веры во все это вуду. Меня поражало, что умная, образованная женщина что-то находит в астрологии и древнеегипетской магии. Верит, что в археологии ее направляет некая невидимая сила. Я не мог этого принять. Существует лишь то, что мы видим: гравитация — это гравитация, законы физики непреложны, и все тайны объяснимы. Мы — движимые гормонами развитые животные и не так уж важны в миропорядке вещей. Занимаем свое место — не более.
Я ненадолго замолчал и понял, что мы втянулись в заумный философский спор, всегда сопровождающий курение марихуаны. Но я и сам был под кайфом и не мог остановиться. Словно излагал события последних двух недель, стараясь уместить их в рамки логики. Но почему я так злился? Неужели на Изабеллу — за то, что она умерла во время поиска того, что считала духовной ценностью? И не только духовной — магическим предметом, если верить древним историям.
— Люди живут и умирают, — продолжил я. — Умершие живут в памяти других, и лишь такое бессмертие доступно человеку. Если, конечно, не верить в обернутые погребальными пеленами выпотрошенные трупы, над которыми сооружены треугольные надгробия. Я не верю. Я хуже атеиста. Я верю в необратимость биологических процессов. Мне так страшно забыть Изабеллу, потому что в таком случае она уйдет от меня навсегда. И настанет момент, когда я перестану видеть ее во сне и не смогу восстановить в памяти ее лицо.
Снова наступила долгая пауза. Одурманенный, я посмотрел в бесконечность неба. И внезапно понял, что кружащая надо мной точка — это ястреб, терпеливо высматривающий добычу на своей охотничьей территории.
Билл сдвинул на лоб солнечные очки и посмотрел на меня.
— Она никогда от тебя не уйдет, и ты, Оливер, это прекрасно знаешь.
— Догадываюсь.
Нас опять окутало непроходимое молчание. Билл рухнул на полотенце.
— Том, один из тех, кто погиб тогда во Вьетнаме, был моим близким другом. Когда мы попадали под обстрел, он обычно шутил, называя меня Джерри. Понимаешь, Том и Джерри. Эту шутку во взводе больше никто не слышал. Да что там во взводе — на всей Земле. Он относился к страху с юмором. Как бы то ни было, через пару недель после его похорон в Остине в армии был назначен обед в память о нашем взводе, большая часть которого погибла вместе с Томом. Я там присутствовал, разодетый как индюк на День благодарения. Выискивал карточку со своей фамилией на столе, а сам думал, как бы эта помпа и лицемерие были противны Тому. Нашел: но только на карточке значилось не «Билл Андерсон», а «Джерри Андерсон». «Джерри» выведено черными чернилами, и рисунок кошки и мышки. Это был знак — Том снова пошутил и дал мне понять, что он никуда не делся и присматривает за мной.