— Удобно.
— Еще как. Но я никогда не беру оружие и радиоактивные отходы. Считаю, что надо знать меру.
Я посмотрел на другой берег озера, где краски сливались в искрящиеся синие, изумрудно-зеленые и желтовато-белые пятна. Низко над водой пролетел ибис — его неспешные, полукружьями вверх-вниз, взмахи крыльев отмечали закручивавшиеся спиралями перья.
— Знаешь, почему я это делаю? — Голос Андерсона звучал слегка невнятно и будто издалека, и мой теряющий способность соображать мозг все же отметил, что американец забалдел.
— Ради денег. Или из любви к опасности.
— Ошибся и в том, и в другом. Ты знаешь, что я был во Вьетнаме?
— Конечно.
— Где-то в шестьдесят восьмом — если точнее, семнадцатого сентября — мой взвод попал в ловушку, и я обнаружил, что лежу рядом с тремя друзьями, у которых выпущены кишки. Целым остался только я, сам не понимаю почему: никакой связи с какой-то моей особенной реакцией или умным поведением — просто так вышло. Я пропустил свой смертный день и с тех пор говорю себе: обманул смерть и жив — а… аминь. — Андерсон снова затянулся, а затем затушил бычок о камень. — Но в самой глубине души понимаю: я должен был в тот день умереть.
Я лежал и думал об Изабелле — вспомнил, как она боялась предсказания Ахмоса Кафре, назвавшего день ее смерти. Был ли это тот самый день, когда она утонула? Затем мой сон, когда я видел ее в ванне. Факт пропажи ее внутренних органов. Опасения Изабеллы, что ее Ба и Ка не соединятся и она окажется в египетском чистилище. Я ждал, чтобы Андерсон продолжал. Никогда не подозревал, что он религиозный человек. Или хотя бы философствующий. Считал его, наоборот, реалистом, соглашавшимся на любую работу за подходящее вознаграждение независимо от политики.
— Может, просто повезло? — наконец предположил я. — Таков был угол обстрела.
Американец перекатился на бок и посмотрел на меня. Белки его глаз покраснели.
— Господи, еще один циник.
— Организованная религия — это мировой бич. Посмотри, что она натворила в этом регионе.
— Дело в экономике, колониальной истории и особенностях территории — ты прекрасно это понимаешь. Но в данном случае я говорю не о религии. Я говорю о естественном течении человеческой жизни и о том, какой смысл мы приносим с собой в наше время на эту чертову планету!
Андерсон говорил очень громко, но, забалдев, не сознавал, что почти кричит. Я оглянулся — вокруг никого не было, только на противоположном берегу озера крестьянка стирала белье. Она сидела на корточках у края воды, и из рукавов виднелись длинные тонкие запястья. Покрасневшие руки с мылом неистово мелькали — женщина оттирала одежду на камне галькой. Она подняла на меня глаза и вновь вернулась к своему занятию.