— Привет, Дебби!
— Этот живчик с карандашом — из «Саус Чайна морнинг пост».
— Привет, живчик!
— И, хм-м, конечно, вы знаете Вивиан Ло, — ухмыльнулся Аллен.
Викки взглянула поверх ее плеча сквозь стеклянную стену. Ее разъяренные глаза путешествовали по берегу к востоку, от Центра к Ваньчаю, а затем к скорбному пристанищу ее матери в Козвэй Бэе: «убежище от тайфунов» мерцало неяркими огнями джонок — танка с семьями встречали Новый год; где-то в тени лодок стоял на якоре «Вихрь».
Было непонятно, злилась ли она больше на отца за то, что он так неосторожно ввязался в этот глупый и неприятный разговор, или на Вивиан, у которой хватило наглости и бесстыдства открыто появиться вместе с ним. Вивиан победила, пусть хотя бы даже только глубоким вырезом своего тесного платья. Что-то изменилось в ней сегодня — появилось что-то холодное и чувственное. Никаких очков: на ней были контактные линзы.
— Аллен, — отец первым нарушил тяжелое молчание. — Я хочу, чтоб ты познакомился со старшим инспектором Джоном Чипвудом-Чипвордом.
Чип и президент пожали друг другу руки.
— Остаемся, старший инспектор?
— Если они останутся, тогда я тоже.
— Хорошо, — одобрил Уэй, иронично указав через плечо большим пальцем руки на залитый светом корабль «Королева Елизавета II».
— Хочется, чтобы побольше таких, как ты, парней-англичан думали то же самое.
— Вы чувствуете себя покинутым своими друзьями? — опять вынырнул репортер.
Тягостная минута улетучилась, и широкое, большое лицо Аллена прояснилось новым взрывом смеха.
— Послушай меня, парень. Моя мать истратила свой последний доллар, чтобы купить мне разрешение на выезд из маоистского Китая. Мне было четырнадцать. Гонконг принял меня, дал мне работу, школу. Я был потрясен красотой капитализма. Еда, дома, машины, универмаги… И в этом по-прежнему предназначение Гонконга…
Кивая в знак согласия с президентом, Дункан наклонился ближе к Викки и пробормотал ей в ухо:
— Никогда больше не задевай Вивиан.
— А ты не давай мне повода, — прошипела она в ответ.
— Я никогда тебе этого не прощу.
Их глаза встретились — два голубых пламени.
— А что ты сделаешь? Отдашь ей что-нибудь еще из бриллиантов моей матери?
— …Пока коммунисты тщатся сделать жизнь своих людей лучше, мы будем потрясать их сердца красотой капитализма, — заключил Аллен, довольно ударяя кулаком по пухлой руке.
Репортер, делая вид, что записывает все услышанное так, как будто от этого зависит его жизнь, подкинул следующий вопрос:
— А насколько потрясающим найдет Пекин новые беспорядки на улицах?
— У нас не было беспорядков с прошлого лета.