Ребенок зашевелился внутри нее. Побуждаемая к действию, она не стала раздумывать, подняла кулак и громко постучала в дверь. Дверь была открыта немедленно негнущимся, пышнолицым секретарем.
— Я как раз собрался за вами, товарищ.
Одной из аномалий текущей политической ситуации было то, что партийный лидер Тан, самый прогрессивный человек в иерархии КНР, был до сих пор номинально коммунистом, и поэтому дела, приведшие сюда Вивиан, должны были обсуждаться на языке революции полувековой давности, который стал анахронизмом. Секретарь отступил в сторону, чтобы дать ей пройти. Было темно, и потребовалось время, чтобы ее глаза смогли различать детали в каюте.
Тан Шаньдэ был здесь — он сидел со своим ближайшим окружением вокруг грубо сработанного деревянного стола, освещенного масляной лампой и серым светом из высоко расположенного маленького окошка. Они курили сигареты, и перед каждым стояли накрытые крышками чашки с чаем.
Из шестерых мужчин и женщин она узнала трех — с ними она вела переговоры в Шанхае почти год назад: женщина, пухлый секретарь Тана и, конечно же, неистовый Ма Биньян. Чжэн не присутствовал. Другие, как она знала, имели репутацию одних из самых доверенных лиц Тана, включая и сурового генерала Народно-освободительной армии, который встречался с Дунканом и Хьюго в прошлом году.
Самого Тана — невысокого, широколицего, неулыбчивого и на удивление молодого человека из Гуанчжоу — она знала по многочисленным телепередачам и фотографиям в газетах. В жизни он выглядел крупнее и неотесаннее. Его руки были огромными и натруженными, на левой не хватало пальца, которого он лишился в детстве из-за карабина рыбачьей сети. На нем был костюм его «торговой марки» — спортивного стиля пиджак и рубашка с отложным воротником; этот имидж должен был показать Китаю, что он служит как бы связующим звеном между интересами бизнесменов из разных стран, нуждами простых рабочих и высокойнтеллектуальными чаяниями студентов. Двое из его кружка были настоящими рабочими — шахтер из Уханя и текстильщик из Шанхая. А Ма Биньян был радикальным студенческим бунтовщиком, немного заматеревшим с годами, но по-прежнему с мятущимся огнем в глазах и гордой улыбкой на губах.
Ей не предложили ни сесть, ни выпить чаю: к этому времени они уже знали, что у нее нет с собой доказательств Дункана, только извинения. Ма Биньян грубовато подмигнул ей и непочтительно усмехнулся, на что она ответила мрачным кивком; остальные же выглядели хмурыми.
Тан Шаньдэ начал с грубоватой прямотой, которой он был известен, и Вивиан на мгновение подумала о Викки Макинтош. Да, в этом есть своя ирония — рыбацкий сын и дочь тайпана имели общее между собой.