Судя по воспоминаниям Троцкого, Ленин, все еще надеясь уклониться от подписания неравноправного договора, определил его главную миссию словами: «Для затягивания переговоров нужен затягиватель» [255] . Сущность своей и Ленина позиции Троцкий передавал так: «Мы кратко обменялись в Смольном мнениями относительно общей линии переговоров. Вопрос о том, будем ли подписывать или нет, пока отодвинули: нельзя было знать: как пойдут переговоры, как отразятся в Европе, какая создастся обстановка. А мы не отказывались, разумеется, от надежд на быстрое революционное развитие» [256] .
Перед отъездом на переговоры Троцкий провел совещание, о котором вспоминал позже оказавшийся в эмиграции военный эксперт Д.Г. Фокке, проявивший наблюдательность и аналитические способности: «Здесь, у себя в кабинете и в присутствии очень немногих лиц, Троцкий держится спокойно, неразговорчив и деловит. Спокойствие и выдержка этого комиссара с громкой репутацией «огненного» вождя могли, впрочем, иметь особое объяснение: герой большевизма не только заседал, но и позировал. В его кабинете, за занавеской помещался скульптор (как мне говорили, Гинзбург [257] ), спешивший по заказу правительства увековечить Льва Давидовича».
В отличие от Иоффе, который демонстрировал на совещании оптимизм, Троцкий не был оптимистичен, предполагал, что германские представители не будут идти на уступки [258] .
Привлечение к участию в переговорах армейских чинов, ранее имевших высокие ранги, было первым и весьма плодотворным опытом сотрудничества Троцкого со старыми военными специалистами. В прямом противоречии со своими интернационалистскими установками и той подрывной агитацией, которую под его покровительством проводили среди немцев во время переговоров Радек [259] и некоторые другие большевики, входившие в состав делегации то ли как члены, то ли как эксперты, Троцкий вменил в обязанность военным «отстаивать интересы русской армии», причем «с чисто военно-технической точки зрения». Такой подход был очень важным идеолого-догматическим багажом, который уже вскоре Троцкий сможет с высокой степенью эффективности использовать при строительстве Красной армии и ведении военных действий.
По дороге в Брест в Двинске (Даугавпилсе) 24 декабря (6 января) состоялся митинг, на котором Троцкий выступил с «напыщенной речью». Он заявил: «Наша воля закалена в борьбе, и пусть знают все, что русский народ хочет мира, но он может принять только истинно демократический мир». На другом участке не существовавшего уже фронта Троцкий опять выступил с «трескучей» речью, о том, что русская революция не склонит головы перед германским империализмом; не для того сбросили русские крестьяне, солдаты и рабочие иго царя, чтобы подчиниться другому игу, игу немецких капиталистов и буржуазии; в полной уверенности в вашей поддержке, товарищи, мы подпишем только почетный мир. «Окопники угрюмо молчали», – комментировал Фокке [260] .