Серена сидела за туалетным столиком, медленно расчесывая влажные пряди длинных светлых волос. После ванны она пахла английскими розами, ее полуденный чай, все еще теплый, дожидался в кружке. Испачканное платье валялось на полу, как сброшенная кожа, а ее элегантный вечерний наряд лежал на постели. Все вроде вернулось на круги своя и в то же время стало каким-то другим. А причиной перемен был мужчина, который находился прямо за потайной дверью…
Воспоминания о насыщенном событиями дне крутились в ее голове, как снежный вихрь. Сверкающие капли дождя на коже Малькольма, ощущение его руки на ее запястье в карете, радость, когда он появился на поле боя, унижение, когда он наказывал ее, как провинившуюся школьницу. Сожаления о том, что она подвергла его жизнь опасности.
Тихий стук в дверь ее спальни положил конец ее мечтам.
— Мисс? Это Каоинтиорн, мисс.
— Входи, Куинни.
Маленькая служанка вошла в комнату.
— Я пришла уложить вам волосы.
Впервые перспектива укладывания волос в изысканную прическу повергла Серену в уныние.
— Хорошо, — со вздохом отозвалась она.
— Я принесла бальзам для мистера Слейтера. Ничего, если я войду в его комнату отсюда, а не через библиотеку, мисс?
Она кивнула в сторону тайного хода, где еще пару мгновений назад мысленно находилась Серена.
Серена взглянула на коричневую бутылочку и белую тряпку, и ей в голову пришла идея.
— Нет. Оставь все это мне, Куинни. Я отнесу ему лекарства. Зайди попозже. Тогда и сделаешь мне прическу.
— Хорошо, мисс.
Лекарства. Как она их ненавидит! Они напоминают о несовершенстве мира… и о смерти. Ее отец вынужден принимать порошки и тонизирующие средства каждый день, зловонные и неприятные, чтобы продлить свою жизнь. Мысль о том, что из-за нее Малькольму потребовались лекарства, наполнила Серену чувством вины.
Она запахнула пеньюар и постучала в заветную дверь.
Прошло мгновение, и дверь широко распахнулась.
Один взгляд на него — и у нее перехватило дыхание. Он снова был в брюках, а над ними не было вообще ничего, лишь могучий торс — казалось, вылепленный из золота, — открывался взору. Грудь казалась гладкой, как у древних мраморных статуй, лишь немного волос в центре. Разнообразные шрамы рассказывали историю жизни, полной испытаний.
Взгляд на его лицо — и новый укол раскаяния. Щека Малькольма побагровела, стал виден маленький порез на нижней губе.
— Я… я принесла вам целебную мазь.
Он оглядел ее с ног до головы. В его глазах не было осуждения, его лицо вообще не выражало эмоций.