«Мушкетер, блин», – ехидно подумал Никита. Ему никогда не нравилась вся эта мишура, называемая традицией. В двадцать первом веке живем, ну и чего рядиться?
– Совет ждет тебя! – торжественно провозгласил Борис и слегка посторонился, пропуская Никиту из комнаты, потом быстро закрыл дверь и пошел впереди, указывая дорогу.
Дойдя до места, Борис указал ему на нужную дверь, развернулся и пошел прочь: членом совета он не состоял и не имел права входить туда, где шло заседание.
Никита зашел в большущий зал, в котором его ждали все члены совета. Их было девять, во главе с самим генералом и дядей по совместительству. Никита остановился, ожидая распоряжений. Дверь за ним захлопнулась. И все. Больше никаких звуков. Полная тишина.
В зале совершенно не было мебели, если, конечно, не считать одинокого стула, стоявшего посредине спинкой к Никите. Окна были узкими и высокими, почти от пола до потолка, а потолки метров по пять, это точно. По наружной стене за окнами вился дикий виноград, добираясь до самой крыши. Члены совета были одеты так же, как Борис, только без оружия. Они стояли, глядя на него, не говоря ни слова. Затем к нему так же молча подошел Мартин, тронул за плечо и указал на стул. Никита послушно прошел и сел. Мартин встал сзади. К ним подошел Константин Николаевич, пожалуй, самый старый член совета, выполнявший функции главного врача, если можно так выразиться. Гильдия была богата, держала свою частную клинику, и именно этот высокий тучный здоровяк вытащил Никиту буквально с того света несколько лет назад, когда его подстрелили. Константин Николаевич держал в руках массивный серебряный кубок (антиквариат), который и протянул Никите, тоже молча. Никита выпил его до дна. Это было вино. Хорошее. Красное. С пряностями. «Обряд, блин, – подумал Никита, – вина хлебнул, теперь песнопения начнутся». Константин Николаевич, приняв у Никиты опустевший кубок, отступил в сторону, а Мартин сделал шаг вперед и положил руки ему на плечи. Никита вздрогнул от неожиданности и чуть не вскочил с места, потому что стена, бывшая перед ним, вдруг сорвалась с места и помчалась прямо на него. Стало темно, стена вытянулась в длиннющую иголку, пытаясь втиснуться в небольшое для нее пространство между бровей Никиты, и втянулась-таки, стерва, с легким свистом, и сразу стало совсем светло. Комнаты не было. Никита стоял на небольшой вершине, покрытой мягкой, пушистой травой – с десяток шагов в одну сторону, с десяток в другую, а со всех сторон простиралась пропасть. Будто кто-то вырезал среди скал небольшой кусок нереальной для такой высоты зелени и закрепил на вершине иглоподобного пика. А вокруг высились заснеженные вершины гор. Причем, что самое интересное, они были намного ниже того места, где находился Никита. Он стоял бело-черным пятном на зеленой капле среди обнимавшей его синевы и спокойно поглядывавших на него горных вершин, таких же бело-черных, как и он. Ни испугаться, ни особо удивиться перемене в окружающем пейзаже и собственном костюме он не успел. Просто решил, что больше никогда не будет смеяться над традициями. Даже про себя. Хотя, может, это просто глюк? Винцо, видать, не простое.