На следующий день выпал снег. Хлопья закружились в воздухе и вскоре покрыли все белой пеленой. Никто не был так рад этому незначительному событию, как Эдвард. Открыв окно, я собрала с карниза немного снега, и у меня получился снежок, который я потом бросила в горящий камин. Там он почти мгновенно растаял. Увидев это, Эдвард долго и громко смеялся.
На другой день Эдвард заставил меня опять бросить снежок в камин, и вскоре мне это ужасно надоело, потому что повторялось каждый день. И вот однажды, держа в руке снежок, я встретила в коридоре сэра Генри. Я поздоровалась с ним и приветливо улыбнулась.
— Мне кажется, ты чувствуешь себя гораздо лучше? — спросил он, тоже улыбаясь и беря мою мокрую руку в свою. — Я вижу, на щеках опять появился румянец. Очень рад этому. Мне хочется поблагодарить тебя за привязанность, которую ты питаешь к Эдварду.
Я ответила, что мне приятно слышать его похвалу, а сама пыталась понять, куда это он клонит?
— Снег! — завопил Эдвард, когда мы с сэром Генри вошли в классную комнату, не обращая внимания на отца. — Эдвард хочет снег!
— Ты получишь столько снега, сколько захочешь, — сказал сэр Генри, — но сейчас я вынужден забрать у тебя Валерию. Нам надо поговорить с ней об одном очень важном деле.
Конечно, до его сознания дошло только то, что я ухожу, поэтому в классной комнате раздался дикий рев, едва сэр Генри закрыл за нами дверь. Мне казалось, что у меня есть прекрасная возможность обратить внимание сэра Генри на состояние, в котором находится его сын, и я немного смущенно начала:
— Мне тоже надо с вами поговорить, дядя Генри. Ведь Эдвард…
— Конечно, конечно. Но сначала пройдем в библиотеку, где нас ждет твой дедушка.
У меня внутри что-то оборвалось, едва я это услышала, и сэр Генри добавил, очевидно догадавшись о моем настроении:
— Ничего страшного. Обсудим некоторые семейные дела. Если ты будешь послушной, то о твоей ошибке быстро забудут и все прекрасно уладится.
«Моя ошибка скоро выйдет наружу, — подумала я, — и я не знаю, как это можно будет уладить».
Дед сидел перед горящим камином, опираясь на свою палку. Когда мы вошли, он повернул голову и посмотрел на нас, особенно долго задержав взгляд на мне. Я не прочла в нем ни злобы, ни презрения, ни гнева, а только ледяную пустоту, от которой у меня чуть не подогнулись колени.
— Садись, Валерия, — сказал сэр Генри и пододвинул мне кресло. Он помолчал, покачиваясь с носков на пятки, так что его модные башмаки неприятно заскрипели. Он был в новом, сшитом на заказ костюме с жилетом канареечного цвета. — Дело идет о твоем браке.